Солнечный свет, то и дело пробивавшийся между поспешно пробегавшими облаками, смутно просвечивал через пузыри, которыми были затянуты два окна. Сквозь шум, доносившийся из-за стен, пробивалось потрескивание очага, немного согревавшего комнату. Всякий раз, когда от бревна отгорал очередной кусок и головня падала в золу, вверх взлетали искры.
Крупные мужчины, рассевшиеся вокруг стола для питья, уделяли совсем немного внимания своим рогам с пивом. Их взгляды были почти все время прикованы к женщине, сидевшей по правую руку от своего старшего сына.
Когда они наконец решили заговорить всерьез, первым взял слово Харальд Серая Шкура:
— Здесь, где нет посторонних, я не стану скрывать, что это наша мать заставила меня снова собрать вас всех.
Рагнфрёд откинул назад рыжеволосую голову.
— Можно было и так догадаться об этом, — рассмеялся он.
Харальд нахмурился. Гудрёд поспешил вмешаться:
— Конечно, мы знаем, что она очень мудра. Однако мысль собрать нас принадлежала тебе.
— А мысль приехать принадлежала нам, — почему-то сердито рявкнул Эрлинг.
— Как и все наши деяния! — выкрикнул в ответ Сигурд. Он поднял свой рог и громко глотнул.
Харальд успокоенно откинулся в кресле.
— Вы, вероятно, сразу поняли, о чем пойдет разговор.
— И, надеюсь, держали свои догадки при себе, — вставила Гуннхильд.
На острое лицо Эрлинга набежали морщины.
— Да разве возможно удержать все это в тайне от него?
— Конечно, после того, как вы начнете открытую подготовку, все сразу же станет явным, — согласилась Гуннхильд. — Но сейчас он не так осторожен, каким был все это время. Так что до поры постараемся не давать ему повода для беспокойства.
Громоздкое тело Сигурда наклонилось вперед.
— Ему… Ярл Хокон из Хлади, кто это еще может быть?
Гудрёд громко откашлялся.
— Я полагал… Мать, я считал, что ты относишься к нему… ну, что он не враг нам.
Харальд улыбнулся.
— Мать обращалась с ним так же, как и он с нами, чтобы выиграть для нас время. И я, и она думаем, что на сегодня она выиграла вполне достаточно.
— Но ведь у нас с ним не было доселе серьезных столкновений. — Голос Рагнфрёда против его воли прозвучал неуверенно.
Вновь Гуннхильд заполнило ощущение горечи; так было не однажды после того, как она узнала последние новости из Исландии. Эта горечь напоминала ей вкус крови во рту. Ее голос был таким же холодным, как и ветер за стенами:
— Да, ни с ним, ни с его толстобрюхими трондами. Если какой-то народ ждет, чтобы его приручили, хорошенько отхлестав плеткой, то это тронды. Воистину, мы недооценили их при первом столкновении. Но тогда мы только-только вернулись в Норвегию. Нам было очень мало известно. Но теперь-то мы знаем.
А вам теперь принадлежит Викин, все южные области. Они ваши, и вы можете набрать оттуда людей. Идите на север вместе, каждый со своим собственным ополчением. Набирайте людей по пути. Ваше превосходство в силе должно быть подавляющим.
— Он сохранял мир и платил дань… — пробормотал Рагнфрёд.
— Выжидая свое время. Я не стала бы так часто встречаться с ним, соревноваться с ним в остроумии и хитрости ради пустого времяпрепровождения. Я говорю вам, что он порвет с нами, как только сможет. Даже сейчас он управляет огромным Траандло так, словно сам является королем, он насмехается над вашей властью и тем самым подрывает ее.
Эрлинг вспыхнул.
— Что хуже всего, он создал цитадель язычества. Мы не сможем сокрушить Тора, пока не сокрушим Хокона.
— И трондов! — крикнул Сигурд.
Тут все заговорили одновременно и вразнобой. Общий пыл разгорался, как огонь костра.
— Есть одна загвоздка, — несколько спокойнее сказал Харальд. — Мать, ты хочешь, чтобы все мы впятером отправились на север одним флотом. Но ведь за эти недели что-нибудь может случиться здесь.
— Здесь буду я, — ответила Гуннхильд.
Харальд кивнул.
— Не может быть никого более мудрого или более знающего — более стойкого сердцем, когда нужно. Однако, мать, ты женщина. Кое-кто мог бы посчитать, что ему удастся провернуть то или иное дельце. Мне было бы неприятно карать их, когда я… когда мы вернемся. Так мы можем испортить отношения с их друзьями.
Гуннхильд вскинула брови, как бы в удивлении.
