– Каким образом вы получили эту информацию?
– Незаконным путем, – ответил Джелико.
Росс отложил документы. Тау с интересом разглядывал легата, который пристально смотрел в некую точку пространства, находящуюся где-то между его посетителями.
– Я могу приостановить передачи… Собственно, я пошлю шифрованную радиограмму в штаб… – Росс замолчал.
Ван Райк подал голос:
– Вполне допускаю, что если найденное нами – правда, то даже ваша спецлиния, вероятно, ненадежна.
– И доклад никогда туда не попадет, хотя я и получу подтверждение, – проговорил Росс. В первый раз на его худом лице появилось какое-то выражение. – Если дело обстоит именно так, то это может объяснить ряд аномалий, которые косвенно подтверждают ваши сведения… Тогда я сделаю вот что: отправлю пленку со следующей сменой дежурных, и ее можно будет передать не в штаб, а легату на… Шен Ли. – Он назвал систему на полпути между Микосом и Террой. – Ее пошлют с патрульного корабля. Для безопасности я попрошу их перед отправкой выпрыгнуть из гипера в какой-нибудь случайной точке.
– Вероятно, нас видели, когда мы сюда входили, – произнес Ван Райк с непринужденной улыбкой.
Джелико сказал:
– Вы могли бы послать одну радиограмму также и отсюда, просто на всякий случай.
Росс моргнул и согласился:
– Да. Простое распоряжение прекратить передачу пропавших и покинутых кораблей. И информацию в штаб Управления торговли относительно застрахованных судов. – Он холодно улыбнулся. – Поскольку на протяжении ряда лет здесь совершенно нечего было делать, то минимальные шаги, предпринять которые требует моя должность, не вызовут подозрений.
– Если позволите спросить, как давно вы занимаете этот пост, капитан? – поинтересовался Тау. – Мне казалось, что существуют определенные правила ротации должностных лиц, работающих во враждебном окружении. Обиталища должны входить в такой перечень, поскольку они уж очень нам чужды.
– Четыре года, – ответил Росс. – Это по правилам. Но я здесь уже почти шестнадцать. Видимо, начальство нечасто вспоминает о столь отдаленных местах, как наше.
Тау кивнул, хотя про себя сделал заметку кое-что проверить.
– Вернемся к нам, – сказал Джелико. – Каковы наши шансы добиться расследования?
– Вы можете потребовать расследования, – ответил Росс. – Но я не могу действовать в одиночку. В судебном расследовании такого уровня должны участвовать все три расы – в соответствии с Соглашением о Гармонии.
– Значит, – проговорил Джелико, – мы так и поступим.
– Вы можете, – повторил Росс, – только это вас разорит. Собственно говоря, я сильно подозреваю, что именно поэтому с вами до сих пор не обошлись более решительно. Если Флиндик и в самом деле… мозговой центр преступной организации, для него нет ничего лучше, чем бороться с вами в суде. Где доказательства вины? Значит, придется провести расследование.
– И что в этом такого?
Ван Райк потер пальцами переносицу:
– Мне следовало догадаться об очевидном.
На губах Росса снова мелькнула болезненная улыбка.
– Кажется, вы сами все видите. У шверов – дисциплинарный суд. Канддойды, которые решают большую часть гражданских дел, могут годами рассматривать простейшее дело.
– А разве в следственный комитет не войдут представители всех трех рас? – спросил Тау.
Росс повернулся к нему:
– Конечно, но поймите: все, связанное с канддойдами, займет годы и годы. В ход пойдут самые изысканные, вежливые и косвенные методы. Будет сделано все, чтобы сохранить лицо. Мне кажется, что они рассматривают и принимают решение задолго до слушания дела.
– Разумеется, – сказал Тау.
Внезапно у него в памяти всплыло когда-то прочитанное, и мурашки поползли по коже. И шверы, и канддойды отбраковывают своих неполноценных новорожденных – впрочем, как и многие другие расы, столкнувшиеся с проблемой перенаселенности. Но если шверы делают все открыто, принимая соответствующее решение и быстро приводя его в исполнение, то канддойды превращают это в утонченное празднество, которое называют Порой Чествования Совершеннорожденных. Суть в обоих случаях одинакова, с той лишь разницей, что шверы в присутствии всей семьи делают младенцу укол и его смерть, по крайней мере, безболезненна, а канддойдские отбракованные малыши исчезают тихо и незаметно неизвестно куда, и никто не знает, как это произошло.
