– Он на работе.
Будто бы Верочка не догадывалась, на какой работе пропадал ночами Ксанкин муж. Ксанку она жалела, а Мишу не осуждала. Верочка всегда знала житейскую мудрость, что «главное не заполучить, главное – удержать». А еще она хотела, чтобы Миша был счастлив. Хорошо было бы, если бы с ней, с Верочкой. Ну а если с Диной, так тоже неплохо. Главное, чтобы он был доволен. Но сейчас о его довольстве она не думала, смотрела на Ксанку, которую даже замотанную в шерстяной плед беспрестанно трясло.
– Я все-таки поищу его. – Вера направилась к двери.
– Он на работе, тебе говорю! – завизжала Ксанка, а Верочка поразилась, что даже в такую минуту гордыня подруги заглушала все остальные чувства.
– Ксаночка, Даша, она…
– Что? ЧТО?!
И Вера промолчала. Не смогла произнести: «Умирает», не смогла попросить позволить Мише проститься с дочерью.
– Ничего, ничего. «Скорая», наверное, вот-вот приедет. Пойдем обратно.
– Я сделал укол, – сказал дежурный врач. – Ей стало полегче, хотя сложно судить, девочка в забытьи. Но дыхание восстановилось. Больше ничего сделать нельзя. Приедет «Скорая», отправляй, – отдал он распоряжение Вере. – Я во вторую смотровую, там тяжелого после аварии привезли.
Ксанка сидела рядом с Дашей, держала ребенка за руку и шевелила губами. «Господи, помоги! Господи, помоги!» – разобрала Верочка, подумала: «Это она от отчаяния!» Минуты казались часами. Кроме Ксанкиного бормотания и тиканья часов больше не было слышно ни звука.
– Она синеет, Вер, – вдруг выдохнула Ксанка. – Приступ, опять приступ. Надо сделать еще укол, слышишь?!
Верочка выскочила в коридор. «Где же эта проклятая «Скорая»?!» Бросилась во вторую смотровую. Дежурный врач держал в руках дефибриллятор и командовал: «Разряд».
– Асистолия, – отвечала сестра.
– Там… – подала голос Верочка, и два гневных взгляда обрушились на нее с нескрываемой укоризной. Но она все же не испугалась, не закрыла дверь, схватила себя руками за горло и закатила глаза. Врач все понял, но лишь развел в стороны руками с дефибриллятором. И снова: «Разряд!» Вера вернулась в ординаторскую. Ксанка металась по комнате, прижав ребенка к груди:
– Ну?
– Он сейчас придет, Ксаночка, – соврала Вера. Она знала, что если доктор не кинулся сразу к ним, значит, считал, что у Даши шансов выжить гораздо меньше, чем у того человека, сердце которого он пытался завести в данный момент. А поэтому врач будет до последнего заводить сердце, на это могут уйти еще минуты и минуты: драгоценные минуты, за которые…
– Ей нужен укол, слышишь?! – Ксанка кричала, Даша хрипела, закатывая глаза. – Сделай укол!
– Я не могу без назначения, понимаешь? К тому же вторая доза антибиотика может просто ее убить.
– И без нее она тоже умрет! Думаешь, я не вижу?! Сделай укол!
– Ксаночка, это не по инструкции.
– А ты никогда не нарушаешь инструкции, да?
Крик Ксанки мгновенно смешался в Вериной голове с образом Нади: «Поможешь или нет? От тебя мое счастье зависит», с тихо подвывающим у ее гроба Джузеппе и вытянутой, как струна, мамой, которая держалась так прямо лишь потому, что боялась переломиться и уже никогда не выпрямиться. И снова Надя: «Ну, что тебе стоит?», и опять мама: «Наверное, нам стоит принять приглашение Джузеппе. Костику одному будет сложно в чужой стране. Да и нам тут без него… У тебя, Веруня, работа, а у нас… – Мама украдкой взглянула на Надину фотографию и смахнула слезу, потом улыбнулась: – В общем, мы едем в Италию».
– Никогда не нарушаешь инструкции, да?! – наступала окончательно обезумевшая Ксанка.
– Теперь никогда, – прошептала Верочка и рухнула на пол.
Вера и сейчас чуть не лишилась чувств. Чтобы как-то совладать с собой, она схватилась пальцами за край стола и сжала дерево с такой силой, будто оно могло чем-то помочь ей. Собеседница продолжала смотреть на нее с елейной улыбкой, не замечая или не желая замечать овладевшего врачом смятения. Хотя сидящая напротив женщина вполне могла объяснить себе странное состояние доктора вполне понятными сомнениями на тему «Брать – не брать». Конверт все еще лежал на столе в ожидании своей судьбы. Женщина переводила взгляд с конверта на Веру, с Веры на конверт.
