Размеренно звучавший голос лился, словно странная, лишенная мелодии песня. Она притупляла разум и обнажала чувства слушательницы, её сердце захлестывали волны нежности и сожаления, глухой тоски и обиды на коварство судьбы, заставившей двоих влюбленных раз за разом испытывать боль и отчаяние.
А мужчина все продолжал: — Тот прощальный танец… Я не смог отказать себе в удовольствии в последний раз коснуться тебя, напомнить, что еще недавно в твоей жизни не было иного мужчины. Представить, что ты моя, и мы сошлись в танце не просто как хозяйка вечера и случайный гость. В тот момент ты казалась мне предательницей, я почти задыхался от ненависти к тебе. За то, что тебе так легко и просто удалось перевернуть эту страницу своей жизни, оставить меня в прошлом, в то время как мне уже не удалось бы этого сделать.
Эллери вспомнила собственные ощущения в тот момент. И мысленно застонала — какие сходные эмоции, оказывается, они тогда испытывали! Если бы только она могла это знать! Все могло сложиться иначе.
— Сразу же после танца я покинул зал. Я задыхался, меня колотило от ярости, боли, отчаяния. Никогда прежде я не испытывал настолько сильных чувств. Я почти бежал, даже не глядя, куда — лишь бы скорее оказаться подальше от душного, пропитанного чужой радостью и ликованием зала. И в тот момент я встретил Норка. Твой слуга был безбожно пьян, и только это остановило меня от несправедливых упреков или даже большего. Кажется, тогда я был готов выместить всю одолевавшую меня злость за совершенное тобой предательство на человеке, который был близок к тебе, и чья боль могла заставить тебя испытать нечто схожее с моими чувствами. Но я все равно не смог поднять на него руку. Что-то внутри подсказало, что этот недостойный поступок не принесет успокоения. Сдержавшись, я прошел мимо него, направляясь к конюшням, где меня должны были ожидать мои люди. Но он сам остановил меня. Без единого слова Норк достал из-под рубашки нечто смятое и вложил мне в руку, а затем двинулся шатающейся походкой куда-то прочь. Ладонь ощутила шероховатость бумаги, и меня точно молнией пронзило озарение. Это было послание от тебя. О, что я испытал в тот момент! — лицо Сапфо исказила злая усмешка. — Я решил, что ты трусливо попрощалась со мной в письме, не найдя в себе смелости произнести все эти слова глядя в лицо.
Даже не открыв его, я смял и засунул в карман, слишком озлобленный и пьяный, чтобы прочесть. А дальше… Дальше были бешеная гонка в ночи, свист ветра в ушах и крики моих воинов далеко позади. Я гнал коня, что было сил, не разбирая дороги, лишь бы дальше от светящегося огнями замка, от города, который сейчас я ненавидел всей душой.
Мои люди едва поспевали следом. Не знаю, сколько времени я летел сквозь ночь, но, наконец, конь больше не мог нести меня. Селения остались где-то далеко, пришлось остановиться прямо посреди леса, Бран разжёг огонь, а я ничего не мог делать, просто сидел и смотрел на языки пламени. Из них мне улыбалась ты, я видел тебя, босоногую и простоволосую, танцующую прямо на углях.
Твоё письмо обжигало, я чувствовал его даже сквозь ткань. Не сдержавшись, в порыве пьяной злости я бросил мятое послание в пламя, и оно благодарно приняло подношение. В следующий же миг я пожалел об этом, но было уже поздно. Все, что мне удалось отвоевать у огня, — крохотный кусок бумаги, на котором было уже не разобрать слов. Меня вновь обуяла злость, но уже на себя. Я так и не сумел тогда заснуть, остался сидеть у костра, и слуги боялись даже подходить ко мнеЈ опасаясь попасть под горячую руку.
Спустя несколько часов меня все же сморил сон. Я словно вновь оказался в замке на твоей свадьбе, но теперь наблюдал все со стороны. Видел себя, заливающего скорбь кружками эля, злился, но все-таки любовался тобой, сидевшей подле мужа. А потом вдруг я увидел Ниньи. Я видел её тогда много раз, но только там, в лесу, вдруг четко смог разглядеть и понять, что она, кажется, была единственной на этом пиру, кто сидел и обливался слезами. И я прозрел, когда понял, что эти слезы были какими угодно, но только не слезами счастья.
