– Мы знаем, что Чарли умеет владеть собой, – сказал Эш. – Теперь настало время показать, есть ли у него в запасе еще что-нибудь.
– Элли выглядит сейчас такой серой, что полностью соответствует своей фамилии, – вздохнула Люси. – Бэкингемширское бахвальство одержало победу и потерпело поражение за этим столом. Это войдет в анналы истории, как битва при «Баббингтон Боттс».
Я наклонился над столом с большей решительностью, чем испытывал, и неторопливо прицелился, просчитав траекторию. При нормальных обстоятельствах это не представляло труда. Я набрал воздуха в легкие, отвел руку назад и мягко толкнул биток – так, чтобы он, прекратив вращение, затолкнул черный шар точно в лузу. У меня в мозгу вспыхнул образ Элли в возрасте одиннадцати лет, тянувшую изо всех сил за конец скакалки, когда мы играли в перетягивание каната в нашем саду. После чего черный шар мягко скользнул в лузу.
Она топнула ногой от досады, как делала это двадцать лет назад, а я поглядел на своих с такой самодовольной улыбкой, что меня самого от этого покоробило.
– Победитель остается, – напомнил я им. – Кто следующий?
Эш взялся за кий.
– Извините меня, дамы. Это мужская работа.
Это послужило поводом к тому, чтобы Люси, Ханна и Элли, сидя за столиком, принялись громко болтать о том, как мужчинам нравиться тереть ладонями свои кии.
Вечер был ознаменован еще несколькими заходами за выпивкой и бурными протестами против утверждения Эша, будто женщины могут писать стоя, но предпочитают этого не делать, чтобы заставить мужчин беспомощно слоняться возле туалетов. Потом Люси подговорила нас совершить привычную вылазку. Поскольку никто из нас не мог предложить ничего более изысканного, нежели «Уголок свидетеля», мы вновь оказались там, причем Люси и Ханна уговорили Элли присоединиться к их танцам в стиле восьмидесятых годов. Попутно они обсуждали, как лучше возбуждать мужчин, и решили, что к испытанным способам можно добавить грубый элемент – внезапно ухватить за промежность.
– В этом я не уверена, – сказала Элли.
– А ты вообрази, что это промежность Чарли, и это действительно причиняет ему болезненные ощущения, – посоветовала Люси. – Уверена, так и будет.
Не успел я проснуться, как уже понял, где нахожусь. Вмятина под задом, вывернутая шея и пружина, вонзившаяся в ногу, подсказали мне, что это кушетка Ханны.
Кроме того, я понял, что не стоит шевелиться и, не дай бог, открывать глаза. Поэтому я еще какое-то время пребывал в полудреме, изо всех сил стараясь припомнить, как здесь оказался. Я мало что помнил с той минуты, как мы пришли в «Уголок свидетеля» и Эш потащил меня к двум юным блондинкам-практиканткам, сидевшим у стойки бара.
В подобных обстоятельствах я всегда предоставляю Эшу вести беседу, но на этот раз было не исключено, что за мной наблюдает Элли, и поэтому я жаждал отличиться. Возможно, сыграло свою роль и то, что я набрался гораздо больше, чем обычно, – ретроспективно я готов это допустить.
У меня уже шли на лад дела с Кларой – хорошенькой, но недалекой, когда Эш взял для всех по третьей порции текилы. Это было лишнее – уж он-то должен меня хорошо знать.
Когда алкоголь весело побежал по моим жилам, я внезапно ощутил вдохновение, вспомнив Гручо Маркса,[15] фильм с которым смотрел по видео прошлой ночью в постели. Я питаю нежность к подобным фильмам, поскольку отец таскал меня на них, когда бывал повторный показ. «Вот уж там ты действительно получишь удовольствие, сынок», – говорил он. Папа никогда не водил меня на фильмы, снятые после 1955 года.
Слегка покачиваясь, я наклонился к Кларе.
– Мне кажется, ты здесь самая красивая из всех женщин.
Она улыбнулась мне с сомнением, но, по-видимому, была польщена.
– Ты так думаешь?
Я не успел выдать свою коронную фразу: «Вообще-то не думаю, но я не прочь покривить душой, если мне может что-нибудь обломиться», так как Эш, хорошо знавший мой репертуар и не раз слышавший эту фразу, вклинился в разговор. На всякий случай он вполуха прислушивался к нашей беседе, болтая с Самантой.
– Видишь ли, Чарли любит эти старые фильмы, – произнес он, причем тон был почему-то извиняющийся. – Чарли Чаплин, братья Маркс и все такое.
