Иногда появлялся высокий старик с седыми усами, плохо слышавший, в очках с толстенными стеклами, ходивший, постукивая палкой, — письмоводитель Сергея Сергеевича, когда он был помощником присяжного поверенного. Приходил, будто исполнял обряд: молча сидел, молча с нами обедал и сиплым голосом отвечал на вопросы. Звали его Михаил Касьянович. Но чувствовалось, что он привязан к Сереже и что Сережа относится к нему с симпатией. Если Михаил Касьянович долго не появлялся, Сережа беспокоился и его проведывал, а когда оказалось, что Михаил Касьянович упал в приямок, Сережа и Лиза навещали его в больнице.
Всегда радостно и оживленно встречали давнюю подругу Лизы Клавдию Михайловну, бывшую невесту застрелившегося старшего брата Гореловых. Жила она на станции Панютино, близ Лозовой, — там ее муж работал инженером на железнодорожном заводе, в Харьков приезжала к единственной дочке и каждый раз навещала Гореловых. Я уже знал, что старший брат Костя был инженером, работал по оборудованию сахарных заводов, постоянно находился в разъездах, застрелился в Валуйках, в гостинице, в 1907 году, и что он был старше Лизы на девять лет. А мама мне говорила, что Константин Петрович бывал у них на Основе. В Клавдии Михайловне чувствовались сильная натура, энергия и ум, как я позже понял, — несколько скептический. Слушать ее рассказы и рассуждения было интересно. Хотя мне очень хотелось разузнать почему застрелился мой дядя, да еще перед свадьбой, спрашивать о нем у Клавдии Михайловны я не решался.
Спросил у Лизы о ее другой давней подруге — Юле и узнал, что Юля с мужем по-прежнему живут в Дубовке, у них много детей, что до войны Лиза с Сережей несколько раз летом ездили к ним в гости, с тех пор не виделись, а повидаться очень хочется.
Регулярно приходил к нам старинный друг папы, соученик по гимназии и университету, доктор Владимир Степанович Кучеров. Окончив медицинский факультет, он, за исключением времени, проведенного на фронте, всю жизнь работал в одной больнице. Это была земская больничка в пригородном селе Качановка, а после революции, когда Качановка вошла в черту города, стала одной из городских больниц. Папа и я бывали у Владимира Степановича. Его семья состояла из жены, страдавшей какой-то болезнью и не всегда поднимавшейся, когда мы приходили, и сына Виктора, моего ровесника. Нашим отцам хотелось, чтобы и мы подружились, но из этого ничего не вышло: нам скучно было друг с другом. Когда Кучеров к нам приходил, он усаживал нас за подкидного дурака, здорово мошенничал, входил сам и нас вводил в азарт — шум стоял невероятный. Когда я у него выигрывал, он кричал: «Ах ты, fils de chienne (Галя мне сказала, что в переводе с французского это значит — сукин сын). Сережа сидел возле нас, смеялся до слез, но участия в игре не принимал: он не играл ни в какие игры, не курил и не пил. Выпьет с гостями, чтобы поддержать компанию, рюмочку или только пригубит — и все.
Папа ходил с кашлем и насморком. Пришел Кучеров.
— А ну, пошли — я тебя послушаю.
— А что тут слушать? И так ясно — простуда.
Гриша, ты меня знаешь. Пошли лучше по-хорошему. Удалились в другую комнату, вернулись, Кучеров выписывает рецепты и одновременно говорит:
— Спиритус вини ректификат — лекарствие от всех болезней. Лиза, вы разотрите ему на ночь грудь и спину. А перед сном — чаек с малиной. — Смотрит на папу и продолжает: — Но ты же, старый алкоголик, спирт, конечно, вылакаешь. Ладно! — Выписывает еще один рецепт.
— Для внутреннего употребления.
Протягивает мне рецепты.
— Одна нога здесь, другая — там. А я подожду, сам вотру сколько надо и не дам тебе одному остальной спирт выпить, а то ты меры не знаешь.
Жила у нас дворняжка Кутька. Мне разрешали с ней возиться сколько угодно, но приучили каждый раз после этого мыть руки. У Кутьки, как положено, был ошейник с номерком. Однажды прибежала соседка и сказала, что гицели накрыли Кутьку сеткой и посадили в будку на колесах к бродячим собакам. Живодерня была на Качановке. Лиза все бросила и помчалась в больницу к Кучерову, и в этот день мы остались без обеда. Кучеров Кутьку выручил, но Лизе не отдал, а повез ее через весь город в ветеринарную лечебницу делать прививки. Привез ее нам под вечер и потребовал гонорар. Гонорар был поставлен на стол.
