— Это возмутительно, — поддержал меня Сережа. — Надо будет обратиться в горсовет, чтобы запретили посыпать лед на тротуарах.
Папа и Лиза засмеялись.
— Не весь тротуар ледяной! — возразил я. — Вот сколько места рядом со скользанкой — пусть там и ходят.
— Вопрос оказался сложнее, чем ты думал, — сказал папа Сереже. — И не надо впадать в крайности.
— Ты прав, — ответил Сережа. — Больше не буду.
Шли недолго. На углу Москалевки и Заиковки — одноэтажный дом, и в нем — знакомые Юровских, а у них — девочка, моя ровесница. Там уже другая знакомая семья с другой моей ровесницей. Сережа садится за пианино, играет что-то для всех — нам неинтересно, играет танцы для нас — нам интересно: я танцую то с одной, то с другой девочкой. Сережа учит нас игре: кто-нибудь из нас с завязанными глазами под музыку ищет спрятанный предмет: дальше предмет — музыка тише, ближе предмет — громче. Набиваем шишки, но играем с увлечением. Потом мы на елке в другой семье: те же девочки, танцы и игры.
Маленькая елка есть и у нас. Кто-то покупал для нее украшения, мы с Галей украшения делали из цветной бумаги, а когда на рождество я проснулся — украшенная елка стояла в углу столовой на табурете, и кроме игрушек на ней висели позолоченные и посеребренные орехи, конфеты, пряники, яблоки и мандарины. На елку пришли Резниковы и мои сверстницы с родителями. Пианино нет, мы предоставлены самим себе, и нам не скучно. Взрослые увлеклись разговорами и даже перестали говорить нам «Тише!» Горик придумал спрятаться, мы залезли под кровать и притаились. Вскоре донеслось: «Что-то их не слышно». Нас окликают, мы молчим. Голос Хрисанфа:
— Раз такая тишина — значит, что-то натворили. Двиганье стульев, шаги. Нас ищут и не находят.
— Да нет, шубы и калоши здесь.
— Как бы они раздетыми не выскочили, с них станется.
Мы вылезли из-под кровати и побежали в переднюю. Шум и смех. Потом нас чистили платяными щетками.
Летом в воскресенье папа и я поехали на дачу к моей ровеснице. Там же была и другая ровесница с родителями. После обеда папа собрался домой, а меня стали уговаривать, чтобы я остался ночевать. Папа не возражал, я остался, но вскоре вспомнил: завтра праздник, дома убрано, все нарядные, веселые, бабуся, папа и Лиза придут из церкви, приедут Резниковы и Майоровы, все сядут за стол... А я тут. И так потянуло домой, что я быстро попрощался и помчался на станцию. Это была моя первая самостоятельная поездка. Подхожу к дому — навстречу папа.
— А ты как тут очутился?
— Соскучился.
— Ну, и ладно.
Время от времени приезжали три Сережины тетушки, сестры умершей Евгении Ираклиевны, одинокие, потерявшие всех своих близких. Они жили вместе на Большой Панасовке. Одна давала уроки музыки, другая — немецкого и французского, третья — шила. Очень приятные, и, если можно так сказать, — уютные старушки. С легкой руки Феди Майорова их называли Сережино троететие. У одной из них была дача в Феодосии, и она настойчиво приглашала нас туда приехать. Приехали на рождество, сидели рядышком под елкой, и Сережа, глядя на них и улыбаясь, сказал, что если сложить их возраст, получится династия Романовых. Сережа с Лизой их тоже проведывали.
Одно время у нас бывал врач, о котором говорили, что он обладает гипнозом. Конечно, меня это очень интересовало, и я надеялся если не увидеть сеанс гипноза, то услышать что-нибудь интересное. Но разговоры велись о чем угодно, только не о гипнозе. Только раз заговорили на тему — гипноз и алкоголь: влияют ли они друг на друга и если влияют, то как. Вдруг этот врач обратился ко мне:
— Хочешь, я буду выпивать, не закусывая, а ты будешь за меня закусывать? Ты будешь пьяный, а я трезвый.
Я, конечно, захотел, но взрослые забеспокоились. Тогда он сказал:
— Такое опьянение совершенно безвредно, оно — безалкогольное. Просто Петя заснет и будет крепко спать.
И вот он вместе с другими выпивает, а я с нетерпением жду, когда выпьют и закусываю, а потом — ничего не помню. Утром узнал, что я за столом крепко заснул, меня раздели и уложили. После этого я пытался гипнотизировать нашу кошку Настю. Она сразу засыпала и даже мурлыкала. Но дальнейшие мои эксперименты привели к тому, что она расцарапала мне руку, и на этом мое увлечение гипнозом окончилось.