В общем, процедура оказалась гораздо менее интересной, чем я ожидала, и вроде бы не принесла ничего нового. Несколько человек, режиссеров и операторов, менты вообще отпустили домой до копна следственного эксперимента; Настена со своим продюсером ушли еще раньше. Наконец дошла очередь и до меня - то есть до моего последнего выхода. Правда, перед этим должен был следовать выход Глашеньки, но капитан Филонов с каменной физиономией строго приказал.
- Уберите собаку!
Не люблю людей, которые не любят собак. Нс люблю, когда мною командуют. Поэтому, не обращая внимания на его тон, на глазах у всех я взяла у Оксаны поводок и отстегнула карабин. Радостная Глаша тут же обняла меня передними лапами и облизала, при этом рыкнув на угрюмого капитана, который сделал неосторожно-резкое движение по направлению к ней. Не нравятся моей спаниельке большие громоздкие мужчины вообще, а мужчины в форме - в частности. Правда, Филонов был в штатском, но выправка-то сохранилась.
- Основным действующим лицом в последнем акте драмы была именно собака! - нагло заявила я, выпрямляясь во весь рост и упираясь взглядом в лицо опера.
Чего я выпендриваюсь, промелькнула у меня здравая мысль, не хочу же я из подозреваемой превратиться в обвиняемую! Краем глаза я увидела, как Николай, притулившийся в углу за декорациями, укоризненно покачал головой. Главный мент вспыхнул и уже раскрыл было рот, чтобы поставить меня на место, но тут Глаша снова решила сыграть первую скрипку.
Вдруг она взорвалась визгливым лаем и, чуть не сбив с ног своей изрядной массой самого молодого из oпeративников, светловолосого и субтильного, бросилась в коридор. Мы все, естественно, поспешили за ней, едва не застряв в дверях; я, во всяком случае, оказалась в дверном проеме вместе с суровым капитаном, и он по инерции пропихнул меня в коридор.
В какой-то момент наши тела так близко соприкоснулись, что я непроизвольно вздрогнула, и он тут же отпрянул от меня, как ужаленный. Я оглянулась и посмотрела на него; он еще больше покраснел, цвет его лица напомнил мне любимые пунцовые розы моей мамы. Это зрелище меня просто ошеломило; взрослый, здоровенный мужчина столь мужественной профессии - и вдруг такой румянец, достойный незрелого юнца, впервые случайно ощутившего на себе мягкое тепло женского тела. Удивительно вообще, как в такие моменты замечаются и запоминаются подобные мелочи и незначительные детали - потому что в центре всеобщего внимания в этот миг оказалась Глаша, со злобным лаем бросавшаяся на нашего второго режиссера Кочеткова.
Степан отбивался от нее, как мог, ногами, прикрывая зачем-то руками лицо и грудь. «Идиот, - мелькнуло у меня в голове, когда я бросилась ему на помощь, - неужели он считает, что моя собака - волкодав и доберется до его горла?» Тем временем Глаша успела разорвать ему рукав куртки и вцепилась в перчатку, кожаный клок остался у нее в пасти, когда я набросила ей на голову свой жакет и оттащила злобно визжавшую фурию, в которую превратилась моя ласковая любимица, от ее жертвы.
Глаша изо всех сил вырывалась из моих объятий, и я бы ее не удержала, если бы мне на помощь не пришла Оксана. Вдвоем мы кое-как утихомирили разбушевавшуюся стихию. Когда наконец мне удалось поднять голову и оглядеться, то я поняла, почему наши мужчины не помогли хрупким женщинам справиться с озверевшим животным; они с трудом удерживались на ногах, покачиваясь от хохота.
Не наши мужчины, то есть менты, тоже смеялись, даже капитан Филонов, все еще розовый, впрочем, теперь эту легкую краску в лице можно было приписать его бурной реакции на забавную сцену; Николай, который тоже вышел из студии, но держался поодаль, улыбался, пряча улыбку в усы. Действительно, со стороны это выглядело очень комично: схватка взрослого мужчины, пусть и невеликого роста, с маленьким меховым шариком, из которого пушистый рыжий колобок вышел победителем.
Не смешно было только Кочеткову, как раненый воин, он стоял, высоко над головой подняв укушенную руку, кровь с которой темными каплями стекала на разорванный рукав его светло-бежевой куртки, и злобно, нехорошо ругался. В переводе на более или менее цивилизованный язык это звучало так:
