- Уберите эту взбесившуюся тварь, бля! Я сейчас этой мерзопакости размозжу башку! Я убью эту гадину! - И тут он, убедившись, что Оксана привязала поводок к торчавшему из стены огрызку пожарного шланга, подбежал к нам и пнул мою псинку ногой. Глаша жалобно завизжала, потом зарычала, изо всех сил натягивая поводок, но тут я потеряла контроль над собой. Внутри меня как будто распрямилась невидимая пружина, я подскочила и заслонила собой свою собаку. Следующий его пинок пришелся мне по голени; я взвыла и набросилась на обидчика с кулаками, но успела только слегка смазать его по противной роже, потому что нас разняли. Мои плечи сжал, как клешами, своими железными лапами капитан Филонов, Кочеткова же оттащили от меня Олег и Толь Толич.
- Успокойтесь! - прогремел бас капитана Филонова. Интересно, сколько боевиков он посмотрел,чтобы усвоить манеры полицейского-супергероя?
Этакий Нэш Бриджес в отечественном исполнении.
Конечно, никто не успокоился, все продолжали возбужденно переговариваться, а юный Майк прямо-таки согнулся пополам в припадке судорожного неудержимого хохота, перешедшего в икоту. Оксана, обнявшая жалобно поскуливавшую Глашу за шею, другой рукой вытирала выступившие на глазах слезы. Степан же продолжал орать, теперь уже вполне целенаправленно - он обвинял меня во всех грехах втыкал в меня окровавленной конечностью, как рыцарским штандартом:
- Ты специально привела сюда эту гадину! Мало тебе того, что ты разрушила наш коллектив, с… - Далее последовало название собаки женского пола! - Мало того что своими дурацкими идеями ты извратила саму суп» проекта! Я подам на тебя, мразь, в суд, за то, что ты привела в приличное заведение эту бешеную тварь и науськала ее на меня! Ты по гроб жизни не расплатишься! Ты убила Женечку, а теперь ты еще всех нас хочешь извести!
После его последней фразы настала внезапно полная тишина, потом все заговорили разом. Общий ропот перекрыл мощный голос капитана Филонова:
- Заткнитесь, вы!
На Кочеткова это подействовало - он запнулся и начал заикаться:
- Аг…аг…агнесса…
Зато я окончательно взорвалась. Если моя Глаша не успела перегрызть ему горло, то я готова была продолжить ее дело. Вырвавшись из рук капитана Филонова, я сделала шаг вперед и уперла руки в боки.
- За суку ответишь! - возопила я. - И в прямом, и в переносном смысле. - Я понимала, что похожа на базарную торговку, но меня понесло, и я уже не могла остановиться.
Да никто и не смог бы меня остановить, - Ты меня сейчас, не имея никаких доказательств, обвинил в убийстве. Но кто кричит громче всех: «Держи вора!» - если не сам вор? Почему, интересно, моя Глашенька бросилась именно ид тебя? Ведь ты не один был в коридоре, рядом с тобой находились еще двое, Олег и Виталик. Так почему же она выбрала тебя? Не потому ли, что твой запах вызвал у нее неприятные воспоминания? Не тот ли это запах, который она учуяла в кладовке, рядом с трупом?
Кочетков, не ожидавший такого отпора, в изумлении попятился; пострадавшую руку он прижал к груди, будто баюкая.
- Эта твоя хреновая ищейка прокусила мне сухожилие, - уже более мирным, даже несколько жалобным тоном произнес он. - Что я теперь делать буду, ведь это правая рука?
Как ни странно, именно это заявление внесло перелом в настроение всех присутствующих. Тамара, расталкивая крупным телом своиx и чужих подчиненных, пробилась в центр круга, подошла к Степану, бережно взяв под здоровую руку, отвела обратно, в студию, и усадила на стул у самого входа.
- Человек кровью истекает, а они выясняют отношения, - проворчала она. - Таисия, подай мою сумочку!
Синякова удивила меня: она действовала, как фронтовая медсестра. В ее огромном «дамском ридикюле», по размерам сравнимом с небольшим чемоданом, оказалась чуть ли не автомобильная аптечка; йод там, во всяком случае, нашелся. В качестве перевязочного материала сошли салфетки и чей-то носовой платок.
Рана оказалась совсем небольшой - всего лишь две глубокие дырочки от клыков, по они сильно кровоточили. Глаша прокусила Кочеткову мякоть кисти у основания большого пальца; должно быть, ему было очень больно - по себе знаю, она меня не раз за это место тяпала. Во время моей страстной тирады Степан сильно побледнел - скорее всего, не от брошенных ему в лицо обвинений, а от болевого шока.
