Он замолчал, вконец запутавшись, впрочем, девушка и не слушала его. Она стояла опустив голову, сжав кулаки.
— Он все знает, — сказала она. — Все. Откуда он все знает?
Мистеру Саттертуэйту нечего было ответить. Он лишь безмолвно смотрел на нее, не в силах понять, что с ней такое творится.
— Я боюсь, — прошептала она.
— Боитесь мистера Кина?
— Боюсь его глаз. Он все видит… На щеку мистера Саттертуэйта упало что-то влажное и холодное. Он поднял глаза.
— Надо же! — удивленно воскликнул он. — Снег!
— Да, славный мы выбрали денек для пикника, — сказала Найоми.
Ей все-таки удалось взять себя в руки. Однако, что же делать? С неба повалил густой снег, который, по-видимому, и не думал прекращаться. Все заволновались, и каждый начал предлагать, что делать дальше. Наконец мистер Кин предложил то, что как будто бы всем понравилось. За домами виднелась небольшая закусочная, сложенная из грубых камней. Туда все и потянулись.
— Провизия у вас с собой, — сказал мистер Кин. — А там, если повезет, нам заварят по чашечке кофе.
Помещение было маленькое и темное — в единственное окошко свет почти не пробивался, — зато от очага разливалось приятное тепло. Пожилая корсиканка как раз подбросила хворосту, огонь вспыхнул, на миг осветив помещение, и вошедшие увидели, что, оказывается, их успела опередить еще одна компания.
В конце длинного дощатого стола сидели три человека. Вся обстановка показалась мистеру Саттертуэйту какой-то нереальной, а эти трое — в особенности.
Женщина, сидевшая за столом, походила на герцогиню, точнее говоря, на классический образ герцогини. Это была просто-таки идеальная светская дама, каких, принято изображать на сцене. С гордо поднятой аристократической головой, благородными сединами. Мягкая ткань серого платья красивыми складками ниспадала на пол. Одна рука, белая и узкая, подпирала подбородок, в другой она держала круассан,[4] намазанный паштетом из гусиной печенки. Справа от седовласой дамы сидел человек, изысканно одетый. У него было очень бледное лицо, очень черные волосы и очки в роговой оправе. В данный момент он сидел, откинув голову и воздев левую руку к потолку, словно намереваясь что-то продекламировать.
Слева от дамы располагался лысый улыбчивый человечек, на которого, раз взглянув, никто больше уже не обращал внимания.
Последовала короткая заминка, после чего герцогиня — настоящая герцогиня взяла инициативу в свои руки.
— Какая ужасная буря, не правда ли? — выступая вперед, благожелательно произнесла она и улыбнулась особой проникновенной улыбкой, которая очень помогала ей при работе в комитете по борьбе с беспризорностью и тому подобных благотворительных организациях. — Кажется, она и вас застигла в пути? Но все равно, Корсика — чудесный уголок! Я приехала только вчера утром.
Черноволосый встал, и герцогиня тотчас милостиво опустилась на его место.
— А мы здесь уже неделю, — заговорила дама, сидевшая за столом.
Мистер Саттертуэйт вздрогнул. Однажды услышав такой голос, уже невозможно его забыть. Пронизанный волнением и легкой грустью, он шел как будто из самого сердца и тут же заполнил собою все помещение. Мистеру Саттертуэйту показалось, что она произнесла что-то значительное, незабываемое, исполненное тайного смысла.
— Знаете человека в роговых очках? — торопливо шепнул он мистеру Томлинсону. — Это мистер Вайз, продюсер.
Отставной судья взглянул на мистера Вайза с явной неприязнью.
— Продюсер — это значит производитель? — уточнил он. — Он, стало быть, производит детишек?
— О, Господи, каких детишек? — отшатнулся мистер Саттертуэйт, шокированный упоминанием знаменитого имени в столь вульгарном контексте. — Пьесы!
— Я, пожалуй, пойду подышу, — сказала Найоми. — Здесь слишком жарко.
Мистер Саттертуэйт даже вздрогнул от ее резкого хрипловатого голоса. Она пошла к двери, смотря перед собой каким-то невидящим взглядом. По дороге она отодвинула мистера Томлинсона, но на самом пороге путь ей преградил мистер Кин.
— Вернитесь и сядьте, — властно приказал он. К удивлению мистера Саттертуэйта, девушка, немного поколебавшись, подчинилась. Она вернулась к столу и села в противоположном конце, подальше от остальных.
