— Вот, пожалуйте, у ворот прочтите.
Я бросился к воротам. На стене дома было наклеено громадное объявление следующего содержания:
«Доводится до всеобщего сведения, что в ночь с 28 на 29 июня, в 1 ч. 10 мин. утра по Петербургскому времени, должно произойти столкновение Земли с кометой, пересекающей ее путь. Из населенных местностей подвергнутся удару, главным образом, Шпицберген, северная часть Скандинавского полуострова и побережья Белого моря, Ботнического и Финского заливов. По отзыву компетентных лиц, опасаться общей катастрофы для всего земного шара нет оснований; но, во всяком случае, для жителей названных местностей и даже ближайшим к ним столкновение грозит гибелью. Поэтому население Финляндии и губерний: С.-Петербургской, Эстляндской, Лифляндской, Курляндской, Новгородской, Псковской, Ковенской, Виленской, Гродненской, Минской, Могилевской, Смоленской, Тверской, Владимирской, Нижегородской, Костромской, Ярославской, Вологодской, Олонецкой, Архангельской, Вятской и всех Привислинских приглашается немедленно выехать на юг; проезд до железным дорогам в пределах выше показанных губерний с 22 сего июня по 28 включительно бесплатный. Громоздкие вещи и животные на поезда приниматься не будут.
Жители приморских местностей приглашаются оставить перед 29 июня свои жилища, которым грозит опасность затопления в момент удара, и удалиться в возвышенные местности. Всем вообще в момент столкновения следует быть вдали от строений, могущих обрушиться.
О скорейшем оповещении жителей перечисленных выше губерний через местную администрацию и путем объявлений в газетах приняты меры».
Так вот что значит безлюдье в правлении! А мы-то, прилежные!
Прочтя это объявление, я, конечно, помчался к Нине, и мы немедленно отправились в Лесной приготовиться к отъезду. Сегодня выехать было трудно: необходимо было собрать кой-что более ценное и не громоздкое; а притом сегодня, вероятно, и не добьешься к вокзалам. Поэтому мы условились ехать завтра утром, а встречу назначили у Николаевского вокзала.
Нина при этом всплакнула еще сверх, так сказать, абонемента, так как нам приходилось ехать вместе лишь до Москвы, а далее наши пути разделялись: ей с родными на Рязань, мне на Курск.
Потом она ожесточилась:
— Я все, все время с тобой буду. Скажу им, что ты — мое начальство.
Подумав несколько секунд, она добавила:
— И впрямь начальство! Что бы ты ни сказал, я все бы сделала!
Но что я мог ей сказать? Не поехать к родным, разорвать с ними было выше моих сил; а везти ее с собой было совсем несуразное дело. Но судьба распорядилась по- своему.
И как я потом сожалел об отсрочке выезда!
Меня особенно удивило то обстоятельство, что физиономия города почти не изменилась; на Выборгской стороне даже фабрики еще работали. Конка в Лесной еще ходила; разговорившись с кондуктором, я узнал, что они кончают сегодня в 12 час. дня, затем отправятся в депо получать жалованье, а затем по домам. И он, представьте себе, был как будто доволен этим!
Да, никаких признаков особенной паники я не заметил: публика на конке была в угнетенных чувствах, прохожие спешили как будто больше обыкновенного. Вот и все! Белые листы печального объявления были расклеены всюду, и я только удивлялся, как это не обратил на них внимания раньше. Но народа возле них почти не было.
Подъехав к разъезду у Нейшлотского переулка, мы сделались свидетелями интересной сценки: из дверей трактира выбросили кошку, ее стало рвать; через секунду оттуда же вылетел, вероятно, при постороннем содействии, пьяненький, остановился на панели, покачался, посмотрел на кошку и вдруг заорал:
— Городовой, возьми ее в участок! Не видишь разве? У, свинья!
И тут его тоже вырвало. Оправившись и видя, что поезд трогается, он неверными шагами побежал к вагону и стал карабкаться на площадку. Кондуктор, строгий законник, сначала предложил ему удалиться, но потом, благодаря нашему предстательству, оставил его в покое, потребовав лишь, чтобы он сел. Но пьяненький упорно молчал и ни за что не хотел садиться, хотя на ногах держался скверно. Так как он к тому же не хотел или не мог уплатить 6 коп., то кондуктор у Бабурина переулка стал «просить его честью». Пьяненький — ничего, слез без всяких препирательств и остановился посреди улицы; мимо него прошел первый вагон, второй; тогда пьяненький, хлопнув себя руками по бедрам, поднял недоумевающе плечи и процедил:
