Войди: едва забрезжила заря,
А мой супруг обычно не заходит
Ко мне в такую рань, и говорить
О нашей бедной дочери открыто
Ты можешь, Евриклея. По лицу
Расстроенному твоему и вздохам,
Которые сдержать не в силах ты,
Я догадалась…
Смерть любая лучше,
Чем жизнь бедняжки Мирры. Я царю
Об этом не сказала бы: превратно
Способен слезы девичьи отец
Понять. И я — к тебе с покорной просьбой?
Царица, выслушай меня.
Увы,
Сама давно я вижу, как на убыль
Идет ее цветущая краса
И взгляд живой тоска немая застит.
И ладно плакала б она!.. Так нет,
Молчит и не уронит ни слезинки
Из глаз, что слез полны. Вотще мои
Объятия и вечные вопросы
О том, что мучает бедняжку: знай,
Твердит она, что ничего. Меня же
Не обмануть.
Тебе с царем она
Родная дочь, но ведь и я, как дочку,
Ее люблю. Уже семнадцать лет
Мою воспитанницу прижимаю
Я каждый день к груди… И что ж теперь?
Она, которая привыкла с детства
Не скрытничать со мною никогда,
Не стала разве и со мною скрытной?
И мне она твердит, что нет причин
Для беспокойства… Но при этом слезы
Не в силах против воли удержать.
Откуда столько грусти в юном сердце?
Я приписала было эту грусть
Сомненьям дочери, которой вскоре
Супруга выбор предстоял. На Кипр
Из Азии и Греции спешили
Отважнейшие из владык на зов
Ее красы. Мы дали ей возможность
Решать самой свою судьбу. В одном
Ей доблесть нравилась, другой по вкусу
Был обходительностью ей; за тем -
Владенья большие, тогда как этот -
И царственен, и краше всех других.
Быть может, выбирая, опасалась
Она, что тот, кто мил ее очам,
Родителю не по душе придется.
Как мать и женщина могу себе
Представить я, какую в нежном сердце
Созданья робкого могли борьбу
Сомненья эти вызвать. Но и после
Того, как в споре победил Перей,
Царевич из Эпира, в благородстве,
Могуществе, уме и красоте
Не знавший равных, и удачный выбор
По нраву нам пришелся, и она
Должна, казалось, быть собой довольна,
Не видим разве мы, как с каждым днем
В ней нарастает буря и все больше
Ее тоска грызет?… Гляжу на дочь -
И сердце разрывается на части.
Ах, лучше б ей не выбирать вовек!
С тех пор она еще сильней тоскует.
Я так боялась, как бы эта ночь
В канун ее замужества (о, небо!)
Последнею не стала для нее.
Лежу тихонько я в своей постели,
Недалеко от Мирриной, и к ней
Прислушиваюсь, притворяясь спящей;
Уже не первый месяц вижу я,
Как мается она, и мне, старухе,
Не спится. Молча благодатный сон,
Что столько уж ночей не простирает
Над нею крылья тихие свои,
Я призываю дочери на помощь.
Сначала вздохи редкие почти
Неуловимы, но, меня не слыша,
Она уже не сдерживает их
И начинает всхлипывать, бедняжка,
И всхлипыванья переходят в план,
А плач в рыданья, а рыданья в крики.
И с губ ее срывается одно-
Единственное слово: "Смерть…" Все чаще
Оно звучит сквозь слезы, и тогда,
Не выдержав, я к ней бегу в тревоге.
Она же, увидав меня, вздыхать
Перестает, и слез как не бывало,
И, вновь гордыни царственной полна,
Она, без дрожи в голосе, сердито
Мне говорит: "Чего тебе? Уйди…"
И у меня слова застряли в горле,
Я только плакала, обняв ее,
Все время плакала… Но понемногу
Пришла в себя и обрела слова.
О, как просила я и заклинала
Ее признаться мне во всем, не то
Я вместе с ней умру!.. Ты мать, но ты бы,
Наверно, с нею ласковей, чем я,
Не говорила. Девочке известно,
Что я души не чаю в ней, и вот
