— С чего ты взял? Нисколько. Я тревожусь лишь за судьбы страны, озабочен ее положением. Крестьян необходимо раскрепостить духовно, развивать умственно. Вот что должно стать нашей первейшей задачей. Сила, упорство, смелость — все другие добродетели бесплодны, ежели они не сочетаются с духовным совершенствованием. Ты имел удовольствие лицезреть этого Баги? Чем он отличается от любого мужика? По-моему, только тем, что имеет несколько тысяч хольдов земли.
— Но ведь сумел он их приобрести потому, что отличается от других мужиков смелостью и предприимчивостью. А те, у кого он скупает землю, не в состоянии ее удержать. Почему?
— Ладно, довольно об этом. Знаешь, в чем я вижу трагедию освободительной борьбы? В том, что она не была доведена до победного конца. Можно, пожалуй, сделать и такой вывод: поздно пробудившись от вековой спячки, мы вдруг проявили излишнюю поспешность…
— А мне кажется, наоборот, что мы действовали слишком нерешительно и медленно. Вместо того чтобы энергично довести борьбу до конца, остановились на полпути. Мы обязаны были двигаться вперед семимильными шагами, а не возиться со старым разбитым горшком. Его не склеишь. Зря только потеряешь время и силы. Тут нужно действовать иначе…
— Ну, на этот счет у каждого свое мнение, — раздраженно сказал Дежери и встал. Затем, после некоторого раздумья, добавил: — Во всяком случае, я знаю твердо, что буду всегда на стороне тех, кто прежде всего стремится укрепить костяк нации.
— Я того же мнения. — Пишта Жиди встал и потянулся до хруста в суставах. — Косточки онемели от ваших споров.
Эта безобидная шутка была кстати. Гости восприняли ее как избавление от надоевшего им спора. Балог, считавший себя в какой-то мере виновником возникшей неловкости и скуки, тоже решил внести свою лепту, чтоб разрядить атмосферу:
— Подумать только, Бела! Не знали мужики, когда гнались за тобой и хотели прикончить, что ты их самоотверженный доброжелатель. Какая досада! — Балог засмеялся.
Появившиеся в этот момент на пороге женщины тоже весело засмеялись.
— Видишь, мама, — сказала Жужа. — Теперь уже нам нечего опасаться, что Тиса нас затопит: мы приобрели сразу двух знакомых инженеров.
— Однако следует опасаться, как бы мужики из-за них не взяли приступом наш родовой замок, — подшучивал Вардаи. — Трудные нынче настали времена для похитителей воды. Не завидую им.
— Мне говорили, — заметил Балла, который все это время хранил молчание, словно до сих пор дело лично его не касалось, — будто в низовьях Тисы, за Сегедом, крестьяне насмерть забили каких-то инженеров.
— Точно, точно! А я слышал, будто деревенская голытьба собирается принести в жертву двух инженеров и таким образом умилостивить злых духов, прогоняющих дождевые тучи.
— Помилуй, папа, что за вздор! Перестань пугать этих бедняг! Чего доброго, близко к сердцу примут.
— Да уж куда ближе! — подхватил ее фразу Балог. — И без того целые ночи напролет глаз не смыкаем.
За ужином Пишта Жиди завел такой разговор:
— Послушай, дорогой Петипали! Выдавай-ка ты поскорее дочку замуж. Не то гости совсем объедят тебя.
Это шутливое замечание всех сконфузило. Жиди понял, что попал впросак, и, пытаясь сгладить неловкость, добавил:
— Вы, конечно, очень радушные, очень гостеприимные хозяева. В вашем доме гости никогда не переведутся… Вот что я хотел сказать…
Но тут его перебила жена Вардаи, которая вовремя решила поделиться впечатлениями о поездке в Сегед.
— Господа, послушайте, что с нами случилось. Все вы знаете старую ветряную мельницу за Дорожмой, она на самом повороте проселочной дороги стоит. Так вот, только мы к ней подъехали — откуда ни возьмись три всадника. Прямо из-за ветряка выскочили. Я так и обмерла. Подумала, бетяры. Такой у этих всадников был вид. Мне показалось, они кого-то подстерегали. «Гони лошадей!» — кричу я Ферко. Тот хлещет кнутом что есть мочи, а лошади заартачились, встали на дыбы — ни туда ни сюда. Господи, думаю, что теперь будет? А бетяры стоят, смотрят на нас. Потом один из них крикнул Ферко: «Эй, браток, не бей лошадь, ведь она, поди, не баба!» И все они ускакали в степь.
