Вдруг в разговор вмешался Бела Сана, который до сих пор молчал, чувствуя себя не в своей тарелке:
— Не слишком ли преувеличены ваши опасения?
Дежери вскинул голову и удивленно уставился на Сану.
— Почему же преувеличены? И почему ты называешь это опасениями?
— А разве не так?
— Мне это не кажется преувеличенным. Опасность вполне реальна…
— Много ли найдется здесь таких мужиков, как этот, Баги его зовут, что ли? Подавляющее большинство из них бедны, прозябают в нищете.
— Да, у этого Баги добра не меньше, чем у любого из нас…
— Ты и меня сюда причисляешь? — язвительно бросил реплику Жиди.
— Да пожелай этот Баги, он мог бы как равный сидеть с нами за одним столом, — продолжал свое Дежери. — Готов биться об заклад! Мог бы разъезжать в роскошном экипаже, щеголять в изысканном платье. Но он и не подумает сбросить с себя залатанную бекешу. Ходит босиком, каналья. Даже гостем нашим не пожелал быть. Предпочитает на скотном дворе спать, среди дворовых и батраков. Еду таскаете собой в котомке… Нет, легче поладить с теми, кто простодушно садится за твой стол.
— Баги — единственный в своем роде. Может, даже во всей стране единственный.
— Но несколько таких хапуг, калибром поменьше, могут появиться в каждой деревне.
— Неужто это такая большая беда?
Между собеседниками начиналась легкая пикировка. Шпаги пока еще не скрестились. Фразы, которыми обменивались господа, мелькали в воздухе, но еще не искрились от ударов. Противники как бы уясняли, с кем приходится иметь дело. Не принимавшие участия в разговоре затаив дыхание следили за поединком. Дежери пропустил стаканчик.
— Думаю, что большая… — сказал он серьезным тоном.
— Лаци до того напуган революцией, что готов бежать без оглядки на целых четыреста лет назад. От Кошута к Вербёци, — смеясь, вставил Золи Борбей.
— Все это вздор, братец. Ты вечно Кошута вспоминаешь, а сам скулишь, дескать, барщину отменили. Что ж, допустим, я напуган революцией. Но возврата к крепостничеству не хочу. Беда не в том, что произошло, а в том, как оно произошло.
— Я придерживаюсь того же мнения, — снова сделал неожиданный выпад Сана.
— Только подразумеваешь под этим нечто совсем другое.
— Допустим…
— Мне довелось быть свидетелем капитуляции при Вилагоше. Я был еще совсем юнцом, но со слезами сломал свою саблю. Мне и теперь плакать хочется, как вспомню о том времени, хотя на многое теперь смотрю иначе. Знаешь ли ты, что крестьяне сотнями дезертировали?
— Понятно, они не считали тогдашнюю борьбу своим кровным делом.
— Стало быть, она велась только в интересах дворянства, права которых так ущемила революция? Аристократы бежали в Вену. А крестьяне безучастно взирали на трагедию, переживаемую страной. Одни мы были истинными патриотами и стойко держались до последней минуты. Мы не теряли мужества, даже когда, казалось, все было потеряно. Скрываясь от жандармов, мы скитались по стране в поисках пристанища, а когда просились на ночлег, мужики, как бродячих собак, прогоняли нас вилами. Я верил до тех пор, пока было во что верить. Поэтому теперь имею полное моральное право ни во что не верить…
Тусклый колеблющийся свет зажженных свечей подчеркивал бледность Дежери. Губы его дрожали, глаза лихорадочно блестели. Он говорил с глубоким волнением. Сана почувствовал, что теперь лучше его не перебивать.
Дежери продолжал:
— Возможно, мы не безгрешны и допустили немало промахов. Но никто не может оспаривать тот факт, что именно мы были и остаемся костяком, так сказать, становым хребтом венгерской нации.
— А если этот хребет уже перебили? — заметил Сана.
— Даже если это так, то я постараюсь укрепить его. Пока не появится иная опора. Оглянись вокруг, посмотри, что творится у нас в стране? Хребет нации действительно ослаб, ты прав, и мы почти парализованы: не в силах двинуть руками, даже почесаться не в состоянии, меж тем нас облепили и заедают чужеземные паразиты…
— Да разве крестьяне чужаки?
— Нет, конечно. К тому же им не много перепадает. Но и они немало способствуют нашему разорению.
— Стало быть, следует оспаривать права крестьян даже на те жалкие крохи, которые им достаются? А не лучше ли давать им побольше, чтоб они возродились к жизни и стали крепким и надежным костяком венгерской нации? В них таятся нерастраченные силы. Они цепки, выносливы, упорны. Или ты их побаиваешься?
