«Никого здесь нет…» — подумал я, как бы констатируя факт. Как ни странно, но именно здесь, на этой лестнице, кишмя кишевшей людьми, мне пришло в голову: думать и констатировать — один и тот же процесс мышления. Но на самом деле это не так. Живая мысль, даже в том случае, если она упорно отрицает что-либо, все же является неотъемлемой частью, продолжением чего-то… и требует продолжения. Она предполагает жизнь! Действие! А констатация — простая регистрация фактов — это застывшая мысль. Это удел беспомощных, трусливых. Если бы там, на улице, я не ограничился одной регистрацией того, что тот военный… Эх, да что там!..
«Никого-то здесь нет…»
Хотя передо мной промелькнуло много знакомых лиц.
«Этого я знаю в лицо, не раз слушал его выступления на собраниях, на активах. Мне даже нравилось, как он говорил. Всегда горячо, убежденно. Одно раздражало меня: во время речи, когда нужно было что-нибудь подчеркнуть, у него дергалось плечо, он делал такое движение, словно хотел поправить сползавший с плеча тяжелый мешок. Интересно, как бы он ответил сейчас на мой вопрос? Наверно, сначала опять дернул бы плечом. Вот бы узнать, что таят в себе горькие складки, сбежавшиеся вокруг его рта. Они такие, будто образовались на лице в результате действия тектонических сил… А вот один из министров… (А может, бывший министр? Ведь теперь правительство меняется буквально каждый день…) На обычном приеме после премьеры какого-то моего фильма он очень тепло поздравил меня и стал подробно расспрашивать, как снимается фильм. А этот — тоже какая-то важная шишка. Каждый раз при встрече он прежде всего справлялся о здоровье жены, детей. И я никогда не мог ему толком ответить, потому что не успею, бывало, и рта открыть, как он уже спрашивает то же самое у другого. Вот сейчас я наконец мог бы ответить на его вопрос… да не знаю, что сказать-то?.. А этот вот…»
У меня устали глаза, а мозг — еще больше.
«Неужели я знаю стольких людей?»
Справедливо ли делать вывод, будто «никого здесь нет»?
Ко мне никто не обращался. Я и не удивлялся этому. Даже не обижался. А про себя думал: «Наверно, они точно так же прикидывают, как и я. Как дети, когда играют в считалочку. Тот, на кого падает определенное слово, выбывает из игры… Одиннадцать или почти двенадцать лет назад в здании горкома на площади Кальмана Тисы на лестнице я встретил значительно меньше знакомых лиц. (Но куда большинство из них бесследно исчезло?) И еще меньше было людей, которых я знал лично. И тем не менее мы заговаривали друг с другом!»
Мне пришлось взбираться вверх по лестнице в одиночестве. У меня было такое ощущение, будто я тащу неимоверную тяжесть, как водолаз, поднятый из воды на поверхность. Гезу вместе с компанией Фери Фодора уже подхватил поток людей, устремившихся вверх по лестнице. По совести говоря, я даже обрадовался, что потерял их из виду.
Оттесненный к перилам, я не спеша поднимался по ступенькам. Что-то мне показалось здесь странным, необычным. Но вдруг мой внутренний голос запротестовал и вступил со мной в полемику: «Ну что ты увидел здесь странного? Что здесь необычного и поразительного? Ведь там, в городе, тебя ничто не поражало, во всяком случае, ты не чувствовал этого. И даже тогда, когда тот военный… и даже в те мгновения, когда смерть зловеще витала над твоей головой. Может, необычным тебе кажется то, что сейчас так много людей, громко разговаривая, снуют вверх-вниз по лестнице?»
Сказать по правде, когда раньше меня приглашали сюда, что случалось нечасто, здесь, на этих лестничных маршах, царила, словно в храме, тишина, вызывавшая чувство благоговения. И — чего скрывать! — во мне тоже. Да-да, чувство благоговения и какой-то робости, порой даже страха. А может, сознания вины? Да, конечно… ведь страх вызывается сознанием вины. С таким чувством переступают верующие порог храма; первичным в нем и является ощущение благоговения, трепета; перманентное сознание вины, поиск в самих себе свершенного зла, грех, в котором хотим исповедаться, — это уже следующий шаг. Общеизвестно: человек грешен. У каждого есть что-нибудь на совести, ведь грех и жизнь — родные брат и сестра. Ты, пожалуй, и не знаешь, сколько нагрешил за день, а там, наверху, все твои деяния взяты на учет… Правда, в детстве грехи отпускались проще. Но человек становится взрослым, и вместо с ним взрослеют, становятся более требовательными и боги…
