— А не могли они свернуть куда-нибудь?
Шандор не ответил.
Мы молча лежали в кювете. Вокруг простирались поля. Дул холодный осенний ветер. Где-то вдалеке жалобно заскулила собака. Мне почудилось, будто это рыдает солдат с белкой.
— Когда мы драпали с Дона, — заговорил опять Шандор, — я тоже психом стал. Но ненадолго, всего на один день… — Он умолк. На дороге, далеко впереди, послышался звук шагов. Впрочем, должно быть, нам почудилось. Это, наверно, лиса перебежала дорогу. — Сотни, тысячи солдат поумирало, — продолжал Шандор. — Выбьются из сил, сядут у обочины да так и закоченеют… Однажды и мне невмоготу стало. Ну, думаю, будь что будет: сяду передохну… Напрасно Габри Йенеи уговаривал меня идти дальше. Ну вот, сижу, значит, и вдруг вижу: идет ко мне мой сынишка и зовет меня… Я вскочил и побежал прямо по снегу в лес и там как ошалелый стал искать его… Что было дальше, уж не помню… Узнал после, со слов Габри… — Он снова немного помолчал. — Сынишка спас… Позвал домой. Не веришь, что могло быть такое?
Он замолчал. И мы, уже не нарушая тишины, продолжали ждать.
Вдруг до нас донеслись приглушенный топот ног, шуршание щебня. Темнота, словно вата, обволакивала звук шагов. Небольшая группа медленно приближалась к нам, время от времени останавливаясь.
— Хватит тебе дурака валять! Если не пойдешь, пристрелю на месте! — Это разорялся один из жандармов. Наверно, солдат, у которого убили белку, не хотел идти. Он все еще плакал, причитал.
Поравнявшись с нами, они снова остановились.
— Отпустите нас, господин унтер! Пожалейте наши семьи, — умолял один из солдат.
— Надо было раньше подумать об этом! Теперь поздно! Ну, пошли.
Они остановились весьма кстати. В кромешной тьме мы с трудом различали фигуры. А теперь голоса помогали ориентироваться. Я прицелился в высокого жандарма; он как раз говорил. В это время солдаты тронулись в путь. На мгновение расстояние между ними и двумя жандармами увеличилось. У меня учащенно забилось сердце. Шандор подтолкнул меня в локоть. Я прицелился, зажмурил глаза и нажал на спусковой крючок. Винтовка Шандора громыхнула чуть раньше. И тут же грянул мой выстрел. Меня сильно ударило прикладом в челюсть и ключицу. Я моментально открыл глаза и увидел, как жандарм, тот, что пониже ростом, медленно поворачивается на месте и падает. А тот, что повыше, в которого стрелял я, покачнулся, скорчился и побежал в противоположную сторону, в поле. Шандор вскочил, выругался и бросился за ним.
Солдаты сначала сбились в кучу, как овцы, почуяв опасность; затем кинулись к кювету и залегли там.
Я продолжал лежать; пошарив в кармане, нашел сигарету и закурил. Вскоре до моего слуха донесся выстрел. Вместе со струйкой дыма из моей груди вырвался вздох облегчения. Я, пожалуй, затрудняюсь сказать, чем он был вызван. То ли тем, что кто-то довел до конца то, что нужно было завершить, то ли тем, что сделал это вместо меня кто-то другой. Надо мной нависла непроглядная темень, как под крышкой гроба.
Через некоторое время вернулся Шандор.
Он негромко разговаривал с солдатами. Я не разобрал, о чем они говорили. Потом все вместе, тяжело дыша, они поволокли труп коренастого жандарма, лежавший посреди дороги. Они, видимо, довольно далеко оттащили его, потому что долго не возвращались. А вернувшись, солдаты тут же ушли, не по дороге, а полем, с обеих сторон поддерживая контуженного солдата. Он уже перестал хныкать.
Шандор подошел ко мне, закурил.
— Ну, теперь можно идти, — негромко сказал он.
Мы возвращались тем же путем, которым шли сюда. Через луга, мимо садов. И так же молча. Возле конюшни он взял у меня винтовку:
— Я еще зайду к Йенеи.
Мы немного постояли, переминаясь с ноги на ногу.
— Значит, утром уезжаешь? — спросил Шандор.
— На рассвете.
— Один?
— Один…
— Ну тогда бывай.
Мы пожали друг другу руки. Я притянул его к себе и обнял. Он и тут слегка напружинил тело. Но это была уже, скорее, инстинктивная мужская застенчивость.
Дом притих под покровом темноты.
Однако Марта еще не спала. Она сидела возле стоявшей на столе керосиновой лампы и что-то шила. «Я не могу сидеть сложа руки», — обычно говорила она. Когда я вошел, она оторвалась от шитья, но, ни о чем не спросив, тотчас опустила глаза. Я понял: она сделала это для того, чтобы даже взглядом не спрашивать.
