— Но выследить и донести вполне способны, — заметил Шандор. — Лучше все-таки поостеречься. Береженого и бог бережет.
— Тебя призывают?
— Его тоже, — указал Шандор на Йенеи.
Йенеи подошел ко мне совсем близко.
— Правда, что русские уже у Мезёкёвешда?
— Не знаю.
— Два дня как не слышно артиллерийской канонады. Уж не оттеснили ли их? — тревожно спросил Шандор. — Ты здесь остаешься?
— Там видно будет, — проговорил я тихо, неуверенно.
Он устало улыбнулся и подмигнул мне:
— То, что мы соорудили в горах, может послужить надежным убежищем и человеку. А в случае чего и троим можно укрыться… Ну как, отведаем? — Он принес стаканы и налил из бутыли. — Малость еще пощипывает, не совсем перебродило. Но вино получится доброе. Только кому его пить доведется? — И, немного помолчав, он с ожесточением отрубил: — Не пойду служить! Скорей подохну, но не пойду! Я по горло сыт излучиной Дона!.. С меня хватит!..
— Ты воевал там? Ты об этом никогда не рассказывал.
— Мы вместе были, — подтвердил Йенеи.
— Не рассказывал, говоришь? Мне бы забыть поскорей… Вот только Лаци Вёльдеши, своему родственничку, при случае напомню…
Мы молчали и попивали мутноватое молодое вино.
Вдруг послышались глухие раскаты отдаленной канонады, задребезжали стекла.
— Снова стреляют, — заметил Шандор.
— Вы сумеете спрятаться? — поинтересовался я. — Убежище, что вы соорудили, надежное? Ведь дело нешуточное, опасное! — И я рассказал им о черноволосом парне и оставшемся без хозяина потертом чемоданчике.
Лицо Шандора окаменело, он слушал с напряженным вниманием. Залпом осушив один за другим два стакана вина, он запальчиво, почти грубо выпалил:
— Вы там, в центре, здорово прошляпили! — И, помолчав, спросил: — Ты, часом, сюда не прихватил несколько листовок? По крайней мере будет что читать в горах. — В его словах звучала издевка и скрытый упрек.
Издевка Шандора подействовала на меня, как запальный шнур на взрывчатку. И все, что накипело у меня за минувшие дни — стыд, укоры собственной совести, терзавшие меня сомнения, — прорвалось наружу:
— Кто это «вы»? — Шандор, оторопев, вытаращил на меня глаза и ничего не ответил. — Ну, выкладывай! — повторил я, повысив голос. — Кто это «вы»? Я хочу знать! А сам ты не принадлежишь к этим «вы»? К тем, кто здорово прошляпил? По какому праву ты так говоришь? И вообще, что это за наглый тон! — Я понимал всю нелепость своего поведения; но, памятуя о том, что клин клином вышибают, я сознательно старался еще больше распалить себя. Я орал и бил кулаком по столу: — Тебе не хочется подыхать! Бежишь прятаться в горы! А вместо тебя пусть другие подыхают… Чтобы ты потом вылез из своей берлоги и нагло заявил: дескать, вы там, в центре, здорово прошляпили!.. Да и как же иначе, ведь ты уже совершил свой геройский подвиг! Увел корову со двора дядюшки Штейнера! — В дверях показалось испуганное лицо Марты. Я рявкнул на нее: — Уйди отсюда!
Шандор, бледный, насупившись, смотрел на меня; я заметил, как в его взгляде сверкнула искорка ненависти. Я чувствовал, что он видит во мне сейчас только барина, по-господски одетого горожанина и люто ненавидит. Как Лаци Вёльдеши, которому собирается кое о чем напомнить при случае. Мы в упор смотрели друг на друга, долго не отводя взгляда. Я ждал, что он вспылит, вскочит в ярости и вышвырнет меня из дому вместе с женой и детьми. Ведь мы сидим у них на шее вот уже несколько месяцев как нахлебники.
Он действительно встал, постоял немного, дрожащими руками ухватился за край стола, словно собираясь опрокинуть его. Зловещий блеск в его глазах медленно погас.
— Не извольте обижаться на меня, — проговорил он хриплым голосом.
Не уязвленное самолюбие, а смирение прозвучало в этом обращении. Не проронив больше ни слова, он вышел из комнаты.
У меня остался горький осадок на душе. Победа совсем не радовала меня. Пожалуй, было бы даже лучше, если бы он в самом деле опрокинул на меня стол.
Бедняга Габор Йенеи, растерянный, сидел рядом со мной. Он наливал из бутыли и пил, причмокивая, вино.
— А и впрямь малость пощипывает, — сетовал он.
— Будь здоров! — брякнул я своим стаканом о его стакан. И сразу почувствовал всю постыдность и нелепость этой выпивки вдвоем. Я невольно подумал о том, что теперь уже действительно ничего не остается, как завтра же собраться и всей семьей уехать в Пешт.
