Но Маришка пришла. Она торопилась и, словно притащив на себе тяжелую ношу, тут же поспешила ее сбросить с плеч, одним духом выпалив то, ради чего явилась:
— Пишта, уходи поскорей из села! Все бросай и уходи! Отец со своими дружками затевает недоброе. Я подслушала их разговор. Они собираются выдать тебя жандармам. Им доподлинно известно, что ты входил в отряд бетяров Шандора Рожи…
Торопливый, сбивчивый рассказ Маришки ошарашил Пишту. Голова у него пошла кругом.
— Ты только затем и звала меня? — спросил он, сам толком не понимая, облегчение или разочарование принесла ему эта весть.
— Разве мало? Коль не уйдешь сейчас же, завтра нагрянут жандармы и схватят тебя. Может, даже молодчики самого Радаи из Сегеда. — Помолчав немного, она снова принялась просить: — Уходи, Пишта! Нынче же вечером уходи, если ты не враг себе. Я знаю, отец ни перед чем не остановится, выполнит задуманное. У него слово твердое: сказано — сделано.
— Никуда я не уйду!..
Маришка удивленно замолчала, затем глухо проговорила:
— Понимаю, у тебя свадьба назначена на послезавтра.
— Да, назначена!.. — дерзко, с явным вызовом выпалил Пишта. Но тут же сам устыдился своей резкости и горячности.
Они молча стояли в двух шагах друг от друга, и ни один не сделал и шага навстречу, чтобы раздвинуть разделявшую их темноту. На гумне было тихо, только падали капли с торчавших из стога соломинок.
— Как знаешь, Пишта… — начала было Маришка, но запнулась, не решаясь произнести готовое сорваться слово «прощай».
— Ты больше ничего мне не скажешь?
— Ничего…
— Стало быть… — проговорил он и тоже запнулся.
— Я хотела еще сказать тебе, — прошептала Маришка чуть слышно, — что между нами все кончено навеки. Видать, разошлись наши стежки-дорожки. А ежели и случится повстречаться — куда ж денешься, в одном селе живем, — поздороваемся как старые знакомые. Но только не остановимся и словом не перекинемся… Желаю тебе счастья, Пишта…
Она говорила всхлипывая, ее душили слезы.
У Пишты тоже комок подкатил к горлу. «Вот так. Кончилась наша любовь. Неужто навсегда расстаемся? Будто ничего и не было». Пойдут они с Маришкой каждый своей дорогой. Как это она сказала: разошлись наши стежки-дорожки. Несколько лет тому назад, когда он, как затравленный зверь, бежал из села, не было ему так больно, как сейчас… Тогда внутренний голос ему подсказывал, что они еще встретятся, если останутся в живых. Ну, а теперь… Неужто жизнь так неумолима? Приходит время, и кто-то должен уйти…
— Если у тебя будет ребенок… — снова заговорила Маришка сквозь слезы, — приласкай его, ведь я не смогу этого сделать… своих я очень люблю… может, они будут счастливее меня…
Она не смогла больше говорить и, круто повернувшись, побежала к дому. Но, добежав до соседнего стога, Маришка обернулась и прокричала:
— Уходи отсюда, Пишта! Уходи из села! Боязно мне за тебя!
Маришка бежала по размытой дождем дорожке через все гумно, и вскоре ее поглотила темнота.
Пишта продолжал стоять один под осенним свинцовым небом. «Если у тебя будет ребенок…» В ушах все еще звучал ее дрожащий от слез голос. Вчера вечером он был почти уверен, что услышит от нее: «У нас будет ребенок…» Тогда ему пришлось бы сказать: «Приласкай его, ведь я не смогу этого сделать…» Нет, было бы совсем иначе. Мы оба смогли бы приласкать его…
Пишта поднял голову, надеясь увидеть в хмуром, затянутом тучами небе хоть какой-нибудь просвет. Шел дождь, мелкий, осенний. Несколько капель упало Пиште на лицо, он вытер их ладонью. Вокруг него громоздились мокрые немые стога, они походили на огромных нахохлившихся перелетных птиц, которые отбились от стаи.
Пишта пошел вдоль изгороди к своему дому.
Утром память воскресила совсем в ином свете прощальный разговор с Маришкой. Ее предостерегающие слова теперь не казались, как накануне, напрасными. Вот уж недаром говорится, утро вечера мудренее. Не то чтобы он вдруг испугался, нет, просто, поразмыслив трезво, отчетливее представил грозившую ему опасность. Пишта и думать не хотел о том, чтобы уйти из родного села. И не только из-за свадьбы. Его удерживало здесь сознание долга перед односельчанами. Когда Хедеши с пьяной оравой изгнал его из села, он оставил здесь только своих родителей, братьев и сестер да нескольких, нельзя сказать, чтоб уж очень закадычных, дружков. Теперь же ему пришлось бы покинуть людей, которые верят ему и надеются, что он им поможет. Нет, он не допустит, чтобы Хедеши снова выжил его из села.
