Лицо Роберта потемнело.
— Успокойся, Джулия! Не веди себя как балованный ребенок! Если моя мать решила купить тебе что-то из одежды, ты по крайней мере могла бы поблагодарить ее.
— Почему? За что мне благодарить? Я ничего не просила.
С презрительным выражением лица Роберт поднялся.
— Знаешь, меня уже тошнит от тебя, — холодно сказал он.
— Тебя и вполовину так не тошнит, как меня от тебя, — по-детски не осталась в долгу Джулия.
— Так ты не хочешь по-хорошему? — Роберт стоял, глядя на нее сверху вниз, его глаза горели ненавистью.
Джулия пыталась оставаться спокойной, по крайней мере внешне, но это было нелегко, так как он был неприкрыто враждебно настроен.
— Если… если моя одежда недостаточно хороша для ваших… ваших друзей, тогда я останусь весь вечер в своей комнате.
Роберт покачал головой:
— Ты сделаешь, как я сказал.
— Это еще почему? — Джулия на несколько шагов отступила назад, немного испугавшись гнева, который сама вызвала. — Ты… твоя мать должны были понять мои чувства. Но, наверное, поэтому она это и сделала.
Роберт прошелся рукой по своим густым волосам и опустил руку на шею почти измученно.
— Не говори глупости, — коротко воскликнул он. — Ты прекрасно знаешь, что вещи, которые ты носила в Ратуне, не подойдут для нашей зимы. — Он бросил взгляд на кучу коробок. — Разве ты не посмотрела, что там?
— Нет, я даже крышек не открывала, — настороженно ответила Джулия.
Роберт заколебался на мгновение, затем, расстегнул пиджак, он откинул крышку ближайшей коробки. Внутри был брючный костюм из твида оливково-зеленого цвета. Он достал его, встряхнул и критически осмотрел.
— Тебе бы это очень пошло, — заметил он, уже не повышая голоса.
Джулия опустила голову.
— Тебе ведь все равно, что это так унижает меня, верно? — спросила она тихо.
Услышав это, Роберт выпрямился и небрежно бросил костюм на кушетку.
— А почему мне должно быть не все равно? — резко спросил он. — Ты не возражала против того, чтобы унижать меня.
Джулия посмотрела на него долгим взглядом широко открытых зеленых глаз, в голове у нее стучало.
— Я… тебя… унижала? — повторила она. — Как?
Роберт отвернулся, потянувшись к низкому столику рядом за сигарой. Зажав ее в зубах, он шарил в карманах в поисках зажигалки. Чиркнув ею, он сказал:
— Как ты думаешь, что я почувствовал, когда вернулся и узнал, что ты вышла за Майкла?
Джулия положила руку на горло, как бы защищаясь.
— Я бы предпочла не обсуждать это, — запинаясь, проговорила она.
Губы Роберта подергивались.
— Уверен, что предпочла бы. Что ты еще можешь сказать? Все очевидно. — Уголки его губ поползли вверх в жестокой улыбке. — Ох, Джулия, мне ты правда сделала много хорошего. Очень много. Ты заставила меня понять, каким я был дураком, черт побери…
— Ты не понимаешь! — Джулия не выдержала и прервала его.
— О, я прекрасно понимаю, Джулия. Половину чувства вызывали мои деньги, не правда ли? Я в итоге сорвался у тебя с крючка, но ничего, ведь между его счетом в банке и моим нет никакой разницы!
Джулия взмахнула рукой, и ее пальцы хлестнули по его сухой мускулистой щеке, прекратив, к счастью, дальнейшие комментарии с его стороны. Она не знала, чего ждать дальше. Может, каких-нибудь угроз. Но Роберт ничего не сделал, только долго выдерживал ее взволнованный взгляд, пока на его лице не проступили красные следы ее пальцев. Затем он резко повернулся и вышел из комнаты.
Джулия смотрела долгим взглядом на дверь, и ее глаза застилали слезы. «О Боже, что я наделала», — сквозь тошноту подумала она.
Она повернулась к куче коробок на кушетке с детским желанием порвать и коробки, и содержимое на кусочки. Но так ведь ничего не докажешь, кроме того, что она еще ребенок, как заявил Роберт.
Глубоко вздохнув, она собрала все коробки и в два приема перенесла их к себе в спальню. Покончив с этим, она вывалила все вещи на свою кровать, нашла вешалки и стала убирать их в шкафы, стоявшие вдоль одной из стен комнаты. Она не вполне отдавала себе отчет в том, зачем она это делает, но была уверена, что эти вещи помогут ей говорить с Люси Пембертон на равных.
