— А вы тоже, учительша, хороши! Просил же ходить с ними, следить. Портят — так мордой, мордой! А что они с тяпками сделали? Половину поломали, искарежили…
Тут я впервые оценила Сову. Она подошла к нему, заговорила тихо, деловито. И у нас на глазах председатель стал успокаиваться, даже улыбнулся… А я бы обязательно тоже вспылила, наговорила резкостей — я не переношу, когда на меня кричат, путь даже справедливо.
А после ухода председателя Сова сказала:
— Ну, что ж, ребята! Если вы уже переутомились, давайте уедем! А позориться из-за вас перед колхозниками я не хочу…
— Да мы не думали, что они… — начал нерешительно Сенька.
— Что они потребуют добросовестной работы?
— Так ведь в прошлом году с нас не спрашивали…
— Если я заболею, а у меня голова уже кружится, кому будет дело? — раздраженно спросил Сидоров, дурак редкостный хотя и очень красивый парень…
— Ох, есть хочется! Неужели и здесь по суткам заседать будем? — застонал Гриша. Он оттянул свою огромную брезентовую куртку, — смотрите, я уже высох…
И чего было размазывать эту историю?! Что мы — сами не понимали, что натворили?!
— Главное условие хорошей работы — дисциплина. — Сова сдвинула бесцветные брови. — А у нас каждый вечер мальчики без разрешения уходят в деревню…
— Больше не будем… — дурачился Сенька, но Сова так на него посмотрела, что он скис.
— Короче, я вас предупредила. За вторичное нарушение дисциплины отошлю домой. Ясно?
Я ужасно удивилась ее решительности и командному тону. Неужели свежий воздух и физическая работа так человека преображают?!
Ведь с Совой я знакома второй год. Она появилась у нас в седьмом классе, прямо из института, беспомощная и ужасно трусливая… Она нас боялась, как бандитов. И вначале у нее на уроках на головах ходили. Но постепенно она наладила дисциплину, хотя непрерывно на кого-нибудь обижалась, как девчонка.
Главное, она свою историю рассказывала не только по учебнику, а таких учителей волей-неволей ребята уважают. Если бы еще прорезалось в ней чувство юмора, совсем бы стала толковая учительница. Но шутки наши она переносила плохо.
А тут, в колхозе, мы начали даже привязываться к ней. Может, потому, что она работала наравне с нами? И ела то же самое. А домашние припасы передала в общий котел. Мать ей всучила целую сумку провизии, точно она на зимовку ехала, а не в колхоз…
Однажды к нам пришла цыганка. Настоящая, в костюме. Совы в это время не было. Она ушла по каким-то делам. А мы решили погадать. Хоть суеверие, а все равно интересно. И вот мне она сказала, что я себе главный враг, но что все равно я замуж выйду, правда, на третьем десятке. Я даже испугалась, а потом сообразила, что это — после двадцати и не значит, что я буду «старой девой». Сначала я подумала, что ее талант что-то вроде ясновидения. Ведь сейчас много пишут об этом и о телепатии. Ученые волнуются, что не могут пока такие свойства научно объяснить. А мне в них верить хочется, как в детстве я верила в сказки… Обдумывая же потом ее предсказания, я поняла, что цыганка очень хорошо знала людей и очень наблюдательна, и ничего чудесного не было в ее гаданье. Ведь каждое ее слово можно было толковать двояко. И вот я попробовала «гадать», смеху ради конечно, не по картам и не по ладони. Я просто смотрела в глаза подопытному объекту и замогильным голосом изрекала всякие глупости. Началось с Татки. Она мне так много рассказывает о своих «сложных» отношениях с Сорокой, а его я наизусть знаю, что могу предсказать, как будет у них развиваться «дружба». А она разболтала девчонкам о моем «таланте». И даже Сенька прилип, чтоб я ему погадала.
Не понимаю, почему никто из ребят не понял моих хитростей. Мне казалось, что если людям говорить, что они хорошие, что они только притворяются грубыми и развязными, особенно мальчишкам, они станут такими. И в результате я каждому хорошее говорила, хотя честно осуждала их недостатки. Но все мальчишки, которым я гадала, после этого ко мне стали лучше относиться, а девчонки — обиделись.
Один раз Сенька стал мне комплименты выдавать. Я сказала:
— А хочешь, я предскажу, что ты мне дальше говорить будешь?
