По приказу Тави Демос держал свой корабль вровень с Чистокровным, флагманом лидера канимов, Варга. Тави знал, что его приказ раздражал команду Демоса.
Хотя Чистокровный был едва ли не самым изящным судном для своего размера, по сравнению с проворным Слайвом, он двигался как речная баржа.
Людям Демоса захотелось показать канимам, на что они способны, и огромный черный корабль остался далеко позади, обозревать их корму.
Тави испытывал искушение позволить им это. Что угодно, лишь бы это путешествие поскорее закончилось.
Усилившаяся качка пропорционально усилила его морскую болезнь, и хотя, хвала небесам, та ослабла по сравнению с теми несколькими ужасающими днями, но так и не прошла совсем, превращая любой прием пищи в весьма сомнительное удовольствие.
Ему удавалось проглотить пару кусков хлеба и немного бульона, но ничего больше. Кроме того, постоянно болела голова, и боль эта раздражала все больше день ото дня.
— Маленький брат, — прорычал седой старый каним. — Вы, Алеранцы, раса короткоживущих. Вы так стары и слабы, что нуждаетесь в перерыве на сон посреди урока?
Из гамака Китаи, растянутого между стропил небольшой каюты, донесся короткий перезвон серебристого смеха.
Тави встряхнулся, вынырнув из состояния задумчивости, и взглянул на Градаша. Каним был чем-то неслыханным среди касты воинов — он был старым.
Тави знал, что Градашу, по летоисчислению алеранцев, было более девяти веков, и возраст сгорбил канима до ничтожного размера — примерно семи с половиной футов.
От его былой силы осталась лишь хрупкая тень. Тави рассудил, что когда он был воином в расцвете сил, то вероятно был в три или четыре раза сильнее человека.
Его мех был почти полностью серебристым, и только вкрапления чистого темного меха цвета ночи указывали на то, что он является членом расширенной родословной Варга, так же как отличительный рисунок насечек на ушах или украшения на эфесе шпаги.
— Молю о прощении, старший брат, — ответил на канише Градашу Тави так, как это было принято. — Мои мысли блуждали. Этому нет оправдания.
— Он так болен, что едва может покинуть койку, — сказала Китаи; ее канишский акцент был слабее, чем у Тави, — но и этому у него нет оправдания.
— Вопрос выживания не делает скидок на болезнь, — прорычал Градаш строго. Затем добавил на алеранском, с сильным акцентом. — Однако признаю, он больше не должен затруднять себя попытками говорить на моем языке. Предложение говорить на языках друг друга было лишь на словах.
Для Градаша комментарий был высокой похвалой.
— В этом есть смысл, — ответил Тави, — По крайней мере для моих людей. Легионеры, которым нечего делать в течение двух месяцев могут одуреть от скуки. И если между вашими людьми и моими снова будут противоречия, я бы хотел, чтобы это было по приличной причине, а не от того, что мы не говорим на языках друг друга.
Градаш на мгновение показал зубы. Некоторые были сколоты, но они по-прежнему оставались белыми и острыми.
— Все знания врага полезны.
Тави ответил в том же духе.
— И это тоже. На других кораблях уроки прошли хорошо?
— Да, — сказал Градаш. — И без серьезных инцидентов.
Тави слегка нахмурился. Алеранский взгляд на этот вопрос довольно резко отличался от канимского.
Для канимов "без серьезных инцидентов" могло означать, что никто не был убит. Однако это не было тем, к чему стоит стремиться.
— Хорошо.
Каним кивнул и поднялся:
— Тогда, с вашего разрешения, я вернусь на корабль своего вожака.
Тави выгнул бровь. Это было необычно:
— Ты не поужинаешь с нами до своего ухода?
Градаш отрицательно дернул ушами, затем, через секунду, последовал аналогичный алеранский жест — отрицательное покачивание головой.
— Я бы хотел вернуться до прихода шторма, маленький брат.
Тави взглянул на Китаи:
— Какого шторма?
Китаи покачала головой:
— Демос ничего не говорил.
Градаш испустил урчащее рычание, Канимский эквивалент смешка:
— Я знаю когда он надвигается. Чувствую своим хвостом.
— Тогда до встречи на нашем следующем уроке, — сказал Тави.
Он склонил голову набок, как это делали канимы, и Градаш возвратил жест. Затем старый каним проскользнул мимо, нырнув в тесноту крошечной для него каюты.
