Спиридон странно улыбнулся, начиная понимать.
– Стало быть, не пугать ты их собрался, а бить? Так, княже Александре?
– Так, отче. Потому и благословения попросил. Да, нас много меньше, но я верю, что мы их разобьём.
– Дивлюсь отваге твоей! – со смешанным чувством удивления и восхищения воскликнул епископ. – Но тоже верю, что победа будет твоя, потому что прав ты… Давай ещё раз благословлю.
Александр вновь склонился под благословение и, получив его, с новой уверенностью шагнул к выходу.
Площадь перед собором была полна людей. Все в доспехах, с оружием. За людской толпой мелькали гривы и морды коней – часть дружинников держали их в поводу, пока остальные молились.
Александр вышел из собора на высокую паперть, остановился над толпой воинов, медленно надел сверкающий на солнце шлем.
– Воины русские! – обратился князь к дружине. – Я не сокрыл от вас, что на землю нашу вторгся враг, превосходящий нас числом и силой. Он уверен, что дать отпор мы не сможем…
Среди дружинников пронёсся тихий ропот. Кто-то подаёт голос:
– Даже уверен?
– А то как же! – Голос Александра зазвенел от гнева, он едва сдерживался. – У него ж – сотни рыцарей, в броню одетых, ратники вооружены на славу и в сражениях испытаны. Они много воюют и силу свою знают. А что за нами?
Из толпы прозвучал чей-то сильный голос:
– А за нами, батюшка-князь, – Святая Троица!
– Да! – Голос князя окреп, он прижал руку к сердцу. – Именно на Святую Троицу мы и положимся, братья! Не в силе Бог, а в правде! Помянем Песнотворца, который сказал: «Иные с оружием, а иные на конях, а мы имя Господа Бога нашего призовём, они поколебались и пали, мы же восстали и стоим прямо». Не убоимся множества ратных, яко с нами Бог! А если Бог с нами, то кто против нас? Прав ли я, братья?
– Прав! – загремела толпа.
– А раз так, тогда за мной! Надобно нам до темноты достичь реки Невы, чтоб стать вблизи вражьего становища. Где шведы встали, тамошний воевода уже разведал. На рассвете ударим по ним.
Ратники в одном порыве взлетели в сёдла.
Уже выезжая впереди войска с площади, князь обернулся:
– Скакать будем почти без роздыха, только для коней передышки делать станем. Тогда будем вовремя. Вперёд!
Приставшие к берегу корабли ярла Биргера слегка покачивались на небольших прибрежных волнах. Ветер был сильный, он заставлял подрагивать установленные вдоль берега шатры. Кругом дымились костры, разведённые для приготовления обеда. Воины, беспечно снявшие доспехи, сложившие на земле оружие, бродили, собирая ветки, подкатывая к кострам небольшие камни, чтобы соорудить очажки. Рыцари и несколько человек католических священников собрались возле креста для молитвы.
Всё это сквозь густую завесу кустарника видели несколько русских воинов. Среди них выделялся воевода Пелгусий, крепкий мужчина лет пятидесяти, настолько светловолосый, что его волосы и борода казались белыми. Он смотрел на возню шведов, усмехаясь в бороду:
– Глядите-ка, и оружие покидали! Нас тут будто и нету… Ну-ну!
– А кого им бояться, воевода? – угрюмо шепнул один из воинов. – Ижорская дружина супротив их – что заяц перед вепрем, а князь с войском когда-то поспеет…
Но Пелгусий продолжал усмехаться:
– Александр-то! Глядите: ночью будет. До рассвета ещё. А уж там пускай Биргер либо ноги уносит, либо в реку прыгает – утопиться-то ему вернее будет!
Ижорский воевода был прав. Рать князя Александра приближалась к месту предстоящей битвы. Воины старались не понукать коней, чтобы те не выбились из сил. Но при этом мчались, не останавливаясь, покрывая милю за милей. Делали краткие остановки, давали коням отдышаться и вновь устремлялись вперёд.
Редкий лес, сквозь который они скакали, сменился открытым пространством, затем – слегка заболоченной рощей. Солнце садилось. На фоне полыхающего огнём неба лавиной мчались всадники. Алые блики заката играли на стали их доспехов, на крутых шеломах.
А в это самое время разведчики воеводы Пелгусия наблюдали за тем, как, отужинав, шведские рыцари и ратники мирно разбредаются по своим шатрам и, судя по всему, укладываются спать. Конечно, были выставлены караулы, но их оказалось немного, и поставили их возле самых шатров – никто не поднялся на высокий берег, чтобы наблюдать за подступами к лагерю.
