Вот уже много часов подряд над городом гудит набат. Он созывает людей ещё не на битву – новгородцы от мала до велика собираются к стенам своего города, чтобы укрепить их, усилить оборону.
Работали в эти часы все, кто мог работать, – мужчины, подростки, седобородые деды, которые считали, что как раз от них-то – самая большая польза: у них и опыт, и смекалка, развитая годами постоянных битв – не с теми, так с другими… Находилось дело и для женщин – натаскать ближе к стенам снеди да наготовить на случай, если осада окажется долгой. Ещё – нарвать полосами льняных тряпок, разложить и приготовить для перевязки раненых.
Стены укрепляли, наводили деревянные забрала[22] там, где их не было или они недостаточно широки, достраивали сторожевые башни и остроги[23].
Прямо под стенами, подвесив над сложенными тут же очагами чугунные чаны, варили смолу. Мужики катили тачки с наваленными на них камнями, в то время как мастера на стенах налаживали камнемётные механизмы. Люди были сосредоточены, и в их действиях не угадывалось ни лихорадочного возбуждения, ни обречённости.
По ходу дела работающие перебрасывались краткими фразами.
Два парня, трудясь над деревянными укреплениями на стене, тихо, сквозь зубы бранили завоевателей:
– Всю Русь-матушку потоптать хотят… огнём пожечь!
– Город за городом губят, проклятые! Ни дитёв не жалеют, ни стариков седых…
– Девок насилуют, даже малолетних… Вот сам бы их бить да пошёл!
– А и пойди!
– А и пойду! Князь, слыхал, ополчение сбирает? Чем я не сгожусь? А ты?
– А я уж записан. Уж и обучением занимался. Все пойдём!
Несколько человек трудились над укреплением стены снизу – таскали к ней камни, насыпали креном к деревянной кладке. При этом обменивались замечаниями:
– А я слыхал, из других городов другие князья нашему Александру в подмогу пришли со дружинами своими.
– Да чего ты слыхал: их все видали! Вон, с утра в искусстве боевом упражняются!
– Так ведь через три-четыре дни подойдут поганые! Лазутчики донесли…
– А пускай их подходят! Встретим по-русски!
Пожилой, с окладистой седой бородой мастер, ладивший на стене забрало, свесился и закричал тем, что внизу:
– Покуда гром не грянет, да мужик и не перекрестится! Наконец поняли, что вместе собираться надо… Ничего-ничего… И у татарина слабинка сыщется.
Несколько мужчин покрепче дружно, один за другим, катили телеги с камнями. Сваливали возле стены, после чего кто-то сразу принимался грузить их в корзину, чтобы поднять на стену:
– А слыхали, что вчера на вече-то говорили? Без боя город сдавать не след! Встанем как один за Святую Софию, умрём за Великий Новгород!
– А я б ещё пожил! – возражал молодой парень, без видимого усилия цепляя полную камней корзину к верёвке и взмахивая рукой тем, кто наверху: – Подымай! Я ещё поживу. Женюсь и детишек заведу… А татар мы в Новгород не пустим. Я князю Александру верю! Справится он!
В это же время в храме заканчивалась литургия. Под пение: «Тело Христово приимите, источника бессмертного вкусите!» к священнику, стоявшему с Чашей и причащающему прихожан, тянулась нескончаемая вереница причастников. Каждый, подойдя со скрещенными руками к Чаше, называл своё имя, а священник произносил:
– Причащается раб Божий Алексий, во имя Отца и Сына и Святого Духа! Причащается раб Божий Порфирий, во имя Отца и Сына и Святого Духа! Причащается раб Божий Михаил, во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Женщин в храме было не меньше, чем мужчин, но, по обычаю, мужчин пропускали первыми. Тем более в такой день. Наутро им предстоит пойти в бой и, возможно, погибнуть за родной город.
Здесь тоже не ощущалось страха. Люди были готовы к битве.
Причастившись, многие тут же отправлялись помогать тем, кто трудился на оборонительных постройках. Те, кто работал там раньше, успели, встав затемно, отстоять службу и причаститься ещё на ранней литургии – она началась в шесть утра.
