По лицу Савы, капая с выступа шлема, стекала вода с комочками снега. Если на глазах воина и выступили слёзы, их было не разглядеть. Слушая Эриха, он кусал губы, подавляя боль:
– Но для чего мы едем-то, Эрих?
– А едем мы, Сава, чтобы сделать всё, что в наших силах. Не знаю, как ты, а я так просто друга своего не отдам! В детстве я от лекаря одного слыхал, что противоядие имеется от любого яда. Если он не в один миг убивает, значит, можно его действие остановить.
– Ну… – Сава заколебался. – А что, если на то Божья воля? Чтоб князь наш умер?
Эрих через плечо пристально и как будто с укором посмотрел на своего друга:
– Знаешь, Сава, я не богослов и не мне судить… Только я думаю: если Господь что-то решил попустить, то нам не изменить Его волю. Но коли хоть какая-то возможность не допустить зла существует, ну хотя бы самая малая, то надо попытаться. Тем более что Александр не только мне или тебе дорог и нужен. Что, не так?
– Так, Эрих, так! Упрямый ты. Как все немцы. И как все русские…
– Что есть, то есть! – усмехнулся Эрих. – Судьбы у нас похожие. Вечно об одни и те же камни спотыкаемся да в одни и те же ямы падаем! И мы с тобой… О, Donnerwetter![19] Принесла нелёгкая! Ещё время терять…
Навстречу всадникам из мутной пелены дождя и снега показались несколько всадников в татарских одеяниях и доспехах, на мохноногих лошадках.
Сава сердито сплюнул:
– Разъезд татарский. Далеко от становища ханского… чего это они? Никак русских бояться стали?
– Я бы на их месте тоже боялся! – не без злорадства рассмеялся Эрих, первым выезжая навстречу караульным.
Едущий первым татарин поднял руку:
– Кто вы такие? Для чего едете? Это – священная земля Золотой орды. Что вам нужно?
В ответ фон Раут тоже поднял руку и вытянул вперёд ладонь, с которой свисала круглая золотая печатка. Затем проговорил по-татарски:
– Я – посол императора Византии. И у хана уже был, но мне пришлось ненадолго уехать, чтобы встретить моего друга. Теперь я возвращаюсь, потому что ещё не договорил с великим ханом и не получил от него обещанного письма для моего императора.
Предводитель разъезда всё с тем же выражением лица (вернее, без выражения) спросил:
– Великий хан ждёт тебя?
– Да.
– А кто твой друг? Русский?
Лицо Эриха тоже приняло каменное выражение. Продолжая так же чисто говорить по-татарски, он ответил:
– Мой друг – русский. И у него, как и у меня, дело в Орде. Но говорить об этом деле мы станем только с великим ханом. Ты будешь нас задерживать? Или чего-то боишься?
Татарин взял двумя пальцами, осторожно приподнял и опустил золотую печатку. Потом произнёс, чуть заметно кивая:
– Хорошо. Но если ты уехал от великого хана, не закончив своего дела и не исполнив поручения, то тебе вновь придётся ждать своей очереди. У великого хана много дел.
– Я знаю.
И не глядя более на татар, Эрих и Сава вновь пустили коней вскачь.
– Ты что ему за кругляшку ткнул? – спросил Сава.
Эрих удивился:
– А ты таких не видал? Вроде пропускной грамоты у них. И своим мулюкам дают, и послам иногда. Мне два года назад дали. Эти печатки китайцы делают, что в Орде служат. Татары называют печатки пайдзами, а по-китайски «пай-цзи». Тонкая работа. Не подделывается. Я думал, у Александра есть такая.
Сава лишь мотнул головой:
– Нету. А ему и не надо. Он сам по себе – Александр. Какой же это татарин его не знает?
– И не только татарин! – рассмеялся Эрих. – Вот. А ты думаешь, что он перед смертью отступит. Не бывать тому!
Мокрый снег полетел ещё гуще. В нём быстро исчезли, будто растворились, силуэты всадников, скачущих во весь опор. А над речными волнами так же бесновался ветер, мчались, словно догоняя друг друга, клочья туч да чертили неровные полосы хлопья мокрого снега.
