– Ничего! – резко бросил через плечо Александр, успокаивая своего скакуна. И вновь обернулся к Эриху: – Но для чего? Для чего хану меня травить?
Немец покачал головой:
– А хану ли? Ты ведь тоже там был. И сам видел, что в Орде не всё так прочно. Не всем мурзам да ханам великий хан нравится, не все хотят его слушаться. Ему-то твоя крепкая власть на Руси выгодна – с нею и он силён. А другие? Да и не только татары там были.
Александр резко обернулся:
– Послы папские?
– А если?
Александр, вскрикнув, послал коня вперёд. Тот сорвался и понёсся между деревьями, почти не разбирая дороги, благо земля в роще делалась всё ровнее. Эрих и дружинники изо всех сил устремились следом. Наконец Александр вновь резко осадил скакуна. Так резко, что Эрих и мчавшийся следом Сава едва на него не налетели.
Обращаясь словно бы не к своему другу, не к Саве, не к дружинникам, а к самому себе, Александр произнёс:
– А ведь правда это! Правда… Они и прежде пытались, да лекарь мой греческий выручал – всегда с собой зелье против ядов всяческих возил. Умер он.
Эрих спросил, не скрывая напряжения:
– Сам умер?
Александр усмехнулся:
– А я почём же знаю? Эрих, но если ты… если мы с тобой правы, то отчего так медленно? Третий день ведь еду…
Фон Раут повёл плечом под стальным плетением кольчуги:
– Так ведь никому из них, кто б то ни был, не надобно, чтоб потом было точно понятно, кто это сделал.
Дружинники кольцом окружили князя, начиная понимать, что происходит нечто неладное. Сава тихо спросил Эриха:
– Об чём вы толковали-то? А, друже?
Но Эрих ответил вопросом на вопрос:
– Сава, ты ведь, помнится, тоже по-татарски разумеешь?
– А то? – обиделся тот. – Не впервые с князем в Орду ездил, да и по другим делам приходилось на их косоглазом языке речи вести. А что?
– Поедешь со мной назад?
– К татарам? – недоуменно уточнил Сава. – Чего ради?
– Вы что там затеваете? – обернулся к ним князь. – Куда ехать собрались?
Сава кивнул на Эриха:
– Вот друг наш зачем-то в Орду вернуться зовёт.
Александр вопросительно перевёл взгляд на немца.
– Если мы правы, – проговорил Эрих, – то помочь тебе возможно, только если узнать, что был за яд и чем можно от него спастись. Сам сейчас сказал: прежний твой лекарь знал снадобья всякие от ядов. Вдвоём мы, может быть, сумеем вызнать…
Сделав над собою усилие, князь рассмеялся, опустив руку на плечо товарища:
– Брось! Может, мы всё это придумали! Знаешь, бывает такое… Вроде всё со мной хорошо. А со страху и впрямь помереть можно!
Он снова натянул поводья, стремясь на этот раз развернуть коня к прежнему пути. Но внезапно на его лицо набежала тень, он пошатнулся в седле. Сава вовремя успел подхватить готового упасть князя.
Под испуганные и недоумевающие возгласы дружинники Александра осторожно сняли его с седла, усадили возле древесного ствола. Эрих расстегнул ремешок под подбородком друга, осторожно снял с него шлем. Волосы князя были мокрыми от пота. На миг у него закатились глаза. Потом он пришёл в себя, но, похоже, не сразу различил лица окружающих.
– Кажется… – Видно было, что говорить ему приходится, делая над собой усилие. – Кажется, ты прав, друг! Но стоит ли тебе рисковать ради такой смутной надежды? И ещё Саву с собой зовёшь?
– А я бы и сам с ним поехать вызвался! – сердито встрял дружинник. – Если действительно мы помочь сможем.
Александр нахмурился:
– Это – большой риск. А я не хочу, чтобы вы рисковали.
Эрих сморщился.
– Разве мы не воины? И разве рисковать будем впервые?
Спустя короткое время Эрих и Сава стремительно скакали по-над берегом, но теперь их путь лежал в обратную сторону, в сторону Орды.
Поравнявшись с немцем, Сава, всё это время угрюмо молчавший, решился спросить:
– Ты мне вот что, друг сердечный, скажи: сам-то веришь ли, что ежели князя отравили, то ему ещё помочь возможно? Или так ему сказал, чтоб утешить?
– Кого? – изумлённо оборотился к товарищу Эрих. – Кого утешить? Александра? Он ещё сам нас с тобой утешать будет – уж поверь. Сил в его душе поболее, чем у тебя, у меня, чем у сотни таких, как мы…
Сава покачал головой:
– Но смерти-то всякий страшится.
– Конечно, – кивнул фон Раут. – Всякий. Только кто-то под страхом смерти становится как курица, которую резать несут, кто-то делается волком затравленным, в горло врагу вцепиться готовым, чтоб в драке умереть… А бывает… только редко бывает, что человек, когда смерть вплотную подступает, вырастает над ней. Вплотную к образу Божию поднимается. Всё лучшее в себе являет Богу и человекам. И бьётся со смертью, как с равным врагом. Александр такой.
