Но прежде чем вернуть Стране Эльфов ее вековечный покой, седой король, состарившийся под действием хода времен, о которых мы ничего не знаем, подумал о том, как нелегко придется его дочери среди наших безжалостных лет, ибо тот, чья мудрость простиралась далеко за границы его страны и охватывала даже наши поля, был хорошо осведомлен и о грубости материального мира, и о суматошном беге нашего Времени. И еще до того как сойти с башни вниз, король почувствовал, как подступают к его дочери крадущие красоту года и мириады угнетающих дух забот, и срок, что оставался ей, казался ему, живущему выше тревог и забот Времени, еще короче, чем могут показаться нам краткие часы жизни шиповника, безжалостно и бездумно сорванного в саду для продажи на улицах наших городов.
Знал король, что теперь его Лиразели уготована судьба всех смертных. С печалью размышлял он о ее скорой смерти, которой не минует ничто земное, и о том, что суждено ей быть похороненной среди грубых камней в краю, который вечно презирал Страну Эльфов и ни во что не ставил ее самые заветные мифы и легенды. И, не будь он королем всей этой зачарованной земли, что черпала свое легендарное спокойствие в его таинственной безмятежности, он бы заплакал при мысли о холодной могиле в скалистом лоне Земли, которое вскорости примет тело, что должно было оставаться прекрасным вечно. А еще подумал король о том, что в конце концов его дочь может угодить в какой-нибудь рай, находящийся за пределами его власти и знаний, — в какой-нибудь Эдем, о котором рассказывают священные книги полей, которые мы знаем, — ибо и об этом он когда-то слышал. И тут же вообразил он Лиразель сидящей в яблоневом саду на холме, в окружении трав и цветов вечного апреля, среди которых золотятся бледные нимбы тех, кто отрекся от Страны Эльфов. Столь велика была его магическая мудрость, что хоть и неясно, смутно, но все же различал король эльфов великолепие и красоту рая, открытую лишь взорам блаженных и святых. И — зная что так и будет — видел он, как со склонов этих райских холмов протягивает его дочь руки к бледно-голубым вершинам своего эльфийского дома, но никому из праведников нет дела до ее тоски. И хотя был он властелином земли, что черпала свое вечное спокойствие в его безмятежной душе, король в конце концов не выдержал и зарыдал, и вся зачарованная страна затрепетала, — так в полях, которые мы знаем, дрожит стоячая вода, если что-то коснется ее сонной поверхности.
А потом король повернулся и, поспешно покинув балкон, сошел вниз по бронзовой лестнице.
Громко стуча каблуками по звонким ступеням, король приблизился к ведущим в башню дверям из слоновой кости и вошел сквозь них в тронный зал, о котором может рассказать только песня. Там он достал из шкатулки пергамент, взял в руки перо, добытое из крыла какой-то сказочной птицы, и, обмакивая его заостренный конец в чернила, каких не бывает на Земле, начертал на пергаменте магическую руну. Потом он поднял вверх два пальца и прочел коротенькое заклинание, каким обычно призывал стражу — но ни один стражник не явился на зов.
Я уже говорил, что в Стране Эльфов время никуда не движется, однако сама последовательность событий служит вполне определенным его проявлением, ибо вне времени ничто не может произойти. Со временем в Стране Эльфов дело обстоит так: в вечной красоте, что дремлет в напоенном медом воздухе, ничто не движется, не блекнет и не умирает; ничто не ищет счастья в движении, в изменении, или в чем-то новом, но находит наслаждение в вечном созерцании красоты, которая существовала всегда, и которая сияет над лужайками и лугами столь же ярко и свежо, как и в тот день, когда она была сотворена магическим заклинанием или песней. И только если бы вся мощь ума короля-мага восстала навстречу чему-то новому, тогда та же самая сила, что возложила на Страну Эльфов печать покоя и остановила время, ненадолго смутила бы ее сон, и время слегка коснулось бы зачарованной земли.
Бросьте в пруд какой-нибудь предмет, принесенный из чужих земель; бросьте в самую глубину, где неподвижно стоят большие рыбы, где покоятся зеленые водоросли, спят печальные краски и дремлет свет — и рыбы оживут, краски изменятся, водоросли заколышутся, а свет проснется и сверкнет вам из глубины. Мириады вещей в один миг придут в движение и познают перемену, но уже в следующее мгновение пруд снова станет спокоен и тих. И примерно то же случилось и в момент, когда Алверик пересек сумеречную границу и прошел сквозь заколдованный лес: он потревожил короля, заставил его гневаться и горевать, и вся Страна Эльфов затрепетала.
