Он принял решение мгновенно. Словно в дурном сне он домчался на машине до вокзала Виктория, потом на поезде — в Дувр, затем, переодевшись, чтобы его не узнали, собирался сесть на пароход. А на пароходе, с любезными, почти подобострастными улыбками его ожидали два констебля, сообщившие, что у них есть вопросы к мистеру Уоткин-Джонсу. Так его звали.
В итоге он проделал путь в вагоне третьего класса, с наручниками на запястьях, лишенный возможности общения с кем бы то ни было, и в сопровождении полицейских предстал перед Верховным Судом, обвиненный в попытке убийства.
Его защитником оказался незаурядный молодой юрист, использовавший зал суда для демонстрации своего ораторского таланта. И защита была построена весьма искусно. Не будет преувеличением сказать, что весь пафос речи защитника сводился к доказательству того, что вполне обычно, естественно и даже правильно — позвать на ужин двадцать человек и без единого слова покинуть место действия, оставив всех приглашенных, включая слуг, — мертвыми.
Именно такое впечатление произвела на судей речь адвоката. И мистер Уоткин-Джонс уже было ощутил себя свободным, со всеми вытекающими последствиями произошедших с ним ужасных событий, и с двумя анекдотами про запас. Однако правоведы все еще вольно трактуют новый закон, позволяющий обвиняемому свидетельствовать на процессе. Они применяют этот закон, опасаясь, что их обвинят в неосведомленности, а юрист, не знающий о новейших изменениях в юриспруденции, может потерять в заработке до 50 000 фунтов в год. Таким образом, несмотря на то, что представленные свидетельства приводят их клиентов прямиком на виселицу, адвокаты не отказываются от подобного способа защиты.
Мистера Уоткин-Джонса отвели на место для дачи свидетельских показаний. Тут-то он и сказал всю правду, только правду и ничего кроме правды. И она прозвучала слишком неубедительно, по сравнению с предыдущей страстной речью защитника. Все без исключения рыдали во время речи адвоката. Когда заговорил Уоткин-Джонс, рыдания прекратились. Многие посмеивались. Уже никому не казалась естественной и нормальной попытка сбежать из страны, в то время, как твои гости лежат бездыханные за столом. Где же тогда Высшая Справедливость, если кто-то может себе это позволить?! И когда ответчик закончил, судья довольно благодушно осведомился, не может ли ответчик заставить его тоже умереть от смеха прямо сейчас. И каков, собственно, был сам анекдот? Ведь в мрачных стенах Правосудия можно не опасаться никаких фатальных последствий. Не без колебаний обвиняемый извлек из кармана три листка бумаги: и обнаружил в изумлении, что тот листок, на котором был записан первый и лучший из анекдотов, стал совершенно чистым. Однако он запомнил историю наизусть, и довольно близко к оригиналу. И рассказал ее по памяти Верховному Суду.
«Один ирландец в ответ на просьбу хозяина купить утреннюю газету ответил, как обычно, остроумно: „Я, ей-богу, мигом, вот вернусь, и уж тогда пожелаю вам доброго утра!“».
Ни один анекдот не выигрывает от повторения и что-то теряет, но Уоткин-Джонс не ожидал того гробового молчания, с которым был воспринят этот: не улыбнулся никто. И из-за этого погибли двадцать два человека! Анекдот оказался плохим, чертовски плохим: представитель защиты нахмурился, а судебный пристав начал суетливо рыться в портфеле в поисках чего-то, внезапно понадобившегося судье. И в это самое мгновенье, как будто помимо его воли, в голове обвиняемого сама собой возникла и застряла старая глупая поговорка: «Семь бед — один ответ». Суд уже собирался удалиться на совещание.
«У меня есть еще один анекдот», — сказал Уоткин-Джонс и не мешкая зачитал текст со второго листка. Он впился глазами в листок, стараясь уловить тот момент, когда буквы начнут исчезать. Он сосредоточился на этом пустяке, как обычно происходит с людьми в состоянии ужасного расстройства, а слова исчезали практически в момент их произнесения, словно кто-то стирал их ладонью, и вскоре перед ним был чистый лист бумаги, такой же, как и тот, первый. А в этот момент все уже смеялись — судьи, обвинители, защита, аудитория, и даже мрачнолицый субъект-конвоир. Этот анекдот удался.