Шардовы удальцы были в восторге, по их подсчетам выходило, что в общей сложности они уложили с сотню всадников, в то время как на борту был ранен всего один человек: Гнусному Джеку раздробило запястье, вероятно, пулей, предназначенной для канониров, потому что арабы метили повыше. Кроме того, удалось захватить лошадь и собрать у убитых арабов их причудливое оружие да необычный сорт табака. Наступил вечер; все обсуждали бой, обменивались шутками насчет более или менее метких выстрелов, курили новый табак и пели песни; словом, вечер выдался веселый, на славу. Один Шард озабоченно расхаживал взад и вперед по юту, размышляя и прикидывая, что будет дальше. Он уже отрубил Гнусному Джеку раздробленное запястье и вручил ему из своих запасов крюк — ибо в таких случаях именно капитану приходится быть врачом, и у Шарда, готового едва ли не ко всему на свете, была припасена примерно дюжина аккуратных искусственных конечностей, вместе, разумеется, с острым мясницким тесаком. Гнусный Джек, немного почертыхавшись, пошел вниз прилечь; на песке сидели матросы, курили и горланили песни; Шард остался один. Его неотступно преследовала мысль: что же теперь предпримут арабы? Они ведь, судя по всему, не из тех, кто уходит прочь несолоно хлебавши. А подспудно свербело еще одно: пушки, пушки, пушки. Не могут же арабы притащить их сюда по песку, убеждал сам себя Шард, да «Лихая забава» того просто не стоит, они на нее плюнули. Но в глубине души он знал, что именно это они и сделают. Он слыхал, что и в Африке есть города, укрепленные по правилам военной науки; что же до того, стоит ли его корабль таких усилий, Шарду было ясно — главной отрадой в жизни этих потерпевших поражение воинов станет месть, и если уж по песку прошла «Лихая забава», почему не пройти и пушкам? Шард понимал, что кораблю не устоять перед пушками и конницей. Ну, выдержит он, быть может, неделю, две недели, даже три; какая разница — сколько, итог-то один; а матросы тем временем распевали:
Мы уйдем далеко,
Ого-го! Ого-го!
Ром до капли разделим всегда.
И земля кругла, словно буква «О»,
А вокруг нее плещет вода.
Уныние охватило Шарда.
К закату явился Смердрак за новыми распоряжениями. Шард приказал вырыть вдоль левого борта траншею. Матросам хотелось петь, они заворчали, копать траншею у них не было ни малейшего желания. Шард не делился с ними опасениями насчет пушек, но он поигрывал пистолетом и в конце концов добился своего. На судне никто не мог сравниться с Шардом во владении оружием. Это нередкое свойство капитанов пиратских кораблей, очень уж трудная у них должность. Строгая дисциплина особенно важна там, где по праву развевается флаг с черепом и скрещенными костями, и Шард умел ее поддерживать. На небе уже высыпали звезды, когда траншея была выкопана в соответствии с требованиями капитана; копая ее, матросы непрерывно ругались, не зная, что она предназначена для их спасения, если дело примет самый плохой оборот. Закончив работу, они шумно потребовали, чтобы им разрешили освежевать убитых быков и устроить пир; Шард разрешение дал. В полной уверенности, что арабы не посмеют вернуться, матросы впервые развели из росшего вокруг в изобилии кустарника огромный костер; Шард не возражал: таиться дальше было бессмысленно. Всю ночь напролет они пировали и пели песни, а Шард в штурманской рубке строил планы спасения.
Когда настало утро, они снарядили «катер» — так они называли захваченного коня, — и отобрали для него команду. Поскольку из всех только двое умели ездить верхом, они и составили команду «катера». Этими двумя были Дик-Испанец и боцман Билл.
Шард приказал им немедленно принять «катер» и курсировать весь день в пяти милях к норд-осту, а на ночь возвращаться на флагманское судно. На «катере» установили флагшток, приделав его к луке седла, чтобы можно было сигнализировать капитану, а сзади прицепили якорь — на случай, чтобы лошадь не убежала.
Как только Дик-Испанец отчалил, Шард отрядил матросов к складу — прикатить все закопанные в песке бочонки с водой, наказав не спускать глаз с «катера» и, если увидят сигнал опасности, возвращаться на корабль без промедления.
