Когда всадников только заметили, они ехали рысью, но теперь перешли на легкий галоп. Это были арабы в белых одеяниях на ладных лошадках. Шард насчитал двести или триста конников. Когда они приблизились на шестьсот ярдов, Шард открыл огонь из одного орудия: он уже вычислил дальность полета ядра, но еще не проверил расчетов на деле, опасаясь, что выстрел услышат в оазисе. Вышел перелет, следом — недолет: ударившись о землю, ядро рикошетом пронеслось над головами арабов. Теперь Шард точно установил дальность и передал канонирам у остальных десяти бортовых орудий установку прицела. Арабы же тем временем вышли точно на то место, куда упало второе ядро. Целясь пониже, матросы дали залп по лошадям; отскакивая от земли, ядра валили новых всадников; одно ядро попало в скалу у лошадиных копыт, и во все стороны брызнули осколки камня; они летели с характерным воем — так воют предметы, выведенные снарядами из своей обычно безобидной неподвижности; одновременно с диким ревом неслось и ядро. Один этот выстрел уложил троих арабов.
— Очень неплохо, — обронил Шард, потирая подбородок. — Заряжай картечью, — отрывисто приказал он.
Залпы корабельных пушек не остановили арабов, и, даже не сбавляя скорости, они сбились кучнее, словно ища поддержки друг у друга в минуту опасности. А этого им как раз и не следовало делать. Вот до них осталось четыреста ярдов, триста пятьдесят; и тут в дело пошли мушкеты: двое матросов сидели на мачте в «вороньем гнезде», обложившись тридцатью заряженными мушкетами и несколькими пистолетами; мушкеты, прислоненные к поручням, стояли кругом; матросы хватали их один за другим и разряжали во врагов. Все выстрелы попадали в цель, но арабы продолжали наступать. Они перешли в галоп. В те времена требовалось немало времени, чтобы зарядить пушку. Триста ярдов, двести пятьдесят, люди падают под огнем, двести ярдов; Старина Фрэнк, хоть и одноухий, глаз имел на редкость меткий; в ход пошли пистолеты — мушкеты все уже отстреляли; сто пятьдесят. Шард заранее положил белые камешки через каждые пятьдесят ярдов. Увидев, что арабы доскакали уже до белых камешков, Старина Фрэнк и Гнусный Джек, сидевшие на мачте, сильно забеспокоились и оба разом промахнулись.
— Готовы? — спросил капитан Шард.
— Да, сэр, — ответил Смердрак.
— Пли! — сказал Шард и поднял палец.
Очень несладко попасть под картечь на расстоянии в сто пятьдесят ярдов, канонирам тут промахнуться трудно, и картечь, разлетаясь, успевает поразить многих. По подсчетам Шарда, одним этим залпом они уложили тридцать арабов и столько же лошадей.
Оставалось еще около двухсот всадников, но картечный залп расстроил их ряды, они окружили корабль, явно не зная, что делать дальше. В руках у них были мечи и кривые сабли, а за спиной у многих висели необычного вида мушкеты, некоторые всадники снимали их с плеча и открывали беспорядочную стрельбу. Их мечи не могли достать удальцов капитана Шарда. Если бы не поразивший арабов залп корабельных пушек, они могли бы спешиться и, взобравшись на борт, взять «Лихую забаву» штурмом просто-напросто в силу своего численного превосходства, но для этого требовалась изрядная решимость, а залп ее развеял. Проще всего им было бы, собравшись с силами, поджечь корабль, но они даже попытки такой не сделали. Некоторые кружили вокруг корабля, размахивая мечами и безуспешно выискивая доступный вход внутрь; вероятно, они надеялись обнаружить дверь, они ведь не моряки. Зато их командиры решили угнать быков, не подозревая, что у «Лихой забавы» есть и другой способ передвижения. Задуманное в известной степени им удалось: обрезав постромки, арабы угнали тридцать быков, двадцать зарезали на месте своими кривыми саблями, хотя за этим занятием их дважды поражало носовое орудие; еще десять быков, к несчастью, положил из пушки сам Шард. Не успело носовое орудие грянуть в третий раз, как арабы поскакали прочь; отступая, они стреляли по быкам из мушкетов и убили еще трех; но гораздо больше, чем потеря быков, Шарда обеспокоило умелое маневрирование всадников: они поскакали прочь именно тогда, когда носовая пушка приготовилась выстрелить еще раз, причем обходили они корабль слева, поближе к носовой части, где бортовые орудия их достать не могли. Сколько мог судить Шард, их знакомство с пушками отнюдь не ограничивалось уроками, преподанными им в то ясное утро. А что, — думал про себя Шард, — если они приволокут орудия и пустят их в ход против «Лихой забавы»? От одной этой мысли он принимался клясть судьбу. Зато его удальцы провожали отступавших всадников радостными криками. У Шарда осталось всего двадцать два быка, но тут десятка два арабов спешились, а остальные, подхватив их лошадей под уздцы, ускакали. Спешившиеся залегли слева за камнями, в двухстах ярдах от носовой части и принялись расстреливать быков. У Шарда оставалось их ровно столько, чтобы кое-как править судном, и он повернул корабль на несколько румбов вправо, чтобы дать бортовой залп по камням. Но от картечи тут было мало толка, потому что достать араба можно было лишь одним способом: выстрелив по камню, за которым тот лежит, а в камень попасть трудно, это дело случая; к тому же, стоило Шарду повернуть корабль, и арабы тоже меняли позицию. Так продолжалось весь день, конные арабы держались в отдалении, вне досягаемости пушек, и наблюдали за действиями Шарда; быков тем временем становилось все меньше — уж очень они были хорошей мишенью, — наконец их осталось лишь десять, и теперь корабль больше маневрировать не мог. Но тут арабы ушли.
