Стало быть, Шард повернул тогда в Средиземное море, за ним — английская флотилия, и вся команда Шарда только диву давалась.
— Да это же чистое безумие, — шепнул боцман Билл в единственное ухо Старины Фрэнка, — ведь в Лионском заливе стоит наготове французский флот, а между Сардинией и Тунисом шныряют испанцы.
С нравами испанцев они были хорошо знакомы. Выбрав делегатов, матросы отправили их к капитану Шарду; все как один трезвые, принаряженные в дорогое платье, они заявили, что Средиземное море — это ловушка, а он в ответ лишь заметил, что северный ветер, видимо, еще продержится. Все, крышка, решила команда.
И вот вошли они в Средиземное море, следом вошли англичане и закрыли пролив. Сменив галс, Шард двинулся вдоль побережья Марокко, преследуемый дюжиной фрегатов. А северный ветер все крепчал. Только вечером капитан обратился к своей команде; он собрал всех, кроме рулевого, и вежливо попросил спуститься в трюм. Там он показал им шесть гигантских стальных осей и дюжину чугунных колес огромного диаметра, которых никто до той поры не видал. Шард объяснил матросам, что втайне ото всех в днище корабля были вделаны специальные приспособления для этих осей и колес, и что он намерен вскоре снова выйти на просторы Атлантики, но уже не через пролив. Услыхав слово «Атлантика», шардовы удальцы разразились одобрительными криками, ибо Атлантика была для них вольным и безопасным простором.
Спустилась ночь, и капитан Шард вызвал водолаза. Прилив затруднял работу, однако к полуночи все было сделано. Шард остался доволен, а водолаз сказал, что всякое ему приходилось делать, но такого… Он не мог подобрать подходящих слов, да к тому же очень хотел выпить, а потому замолк и вскоре уснул, и товарищи отнесли его на койку. Весь следующий день погоня продолжалась, английские суда были видны прекрасно, потому что ночью у Шарда много времени ушло на прилаживание всех этих осей и колес; и с каждым часом нарастала угроза натолкнуться на испанцев. Спустились сумерки; казалось, опасность усиливается с каждой минутой, однако они по-прежнему шли вдоль берега на восток, где их наверняка поджидали испанцы.
Наконец прямо по курсу они увидели марсели испанских судов, но Шард упорно вел корабль вперед. Расстояние все сокращалось, но уже близилась ночь, и в последние отчаянные минуты поднятый Шардом английский флаг спас их от испанцев, хотя явно разозлил англичан. Шард же лишь заметил:
— На всех не угодишь.
И тут сумерки сменились полной тьмой.
— Право руля! — скомандовал капитан Шард.
Крепчавший с утра северный ветер теперь дул с ураганной силой. Я не знаю, к какому именно месту на побережье направил Шард свой корабль, но он-то знал это наверняка, потому что береговая линия была ему знакома не хуже, чем иным из нас Маргейт.[9]
В том месте, где из таинственных смертоносных глубин, из самого сердца Африки подходит к морю пустыня, не уступающая морю ни величием, ни наводимым ею ужасом, почти в полной тьме они увидели совсем рядом сушу. Шард приказал всем уйти на корму и оттащить туда же балласт; и вскоре, слегка задрав нос, подгоняемая попутным ветром «Лихая забава» на скорости восемнадцать узлов[10] врезалась в песчаный берег; корпус корабля дрогнул, накренился немного, затем выровнялся, и судно медленно двинулось вглубь материка.
Матросы приготовились гаркнуть троекратное «Ура!», но после первой же попытки Шард велел им замолчать и сам произнес небольшую речь, а широкие колеса тем временем неспешно утрамбовывали африканский песок, таща под свежим ветром корабль на скорости не более пяти узлов. Опасности океанского плавания сильно преувеличены, сказал Шард. Корабли уже веками бороздят моря, и всякий знает, чего там можно ждать; совсем иное дело суша. А мы теперь на суше, и об этом нужно помнить постоянно. В море можно шуметь сколько душе угодно, никакого вреда в том нет, но на суше может случиться всякое. И он привел в пример одну из опасностей, грозящих человеку на суше: казнь через повешение. На каждую сотню человек, повешенных на суше, сказал Шард, наберется не более двадцати, повешенных на море. Спать теперь придется возле пушек. Ночью они далеко не подвинутся; слишком велик на суше риск потерпеть крушение; это не море, где плыви себе от заката до рассвета. Однако очень важно было отойти подальше от берега, потому что стоило кому-нибудь пронюхать где они, и против них бросили бы конницу. Шард уже отправил Смердрака, своего молодого помощника, маскировать след, который они оставляли на земле. Лихие пираты энергично кивали головами, но не осмеливались громко выражать одобрение; тут подбежал Смердрак, ему кинули с кормы конец. Пройдя пятнадцать миль, они бросили якорь; капитан Шард собрал команду в носовой части и, стоя у штурвала, под яркими крупными алжирскими звездами, объяснил, как он правит судном. Особенно разглагольствовать тут нечего; Шард проявил немалую изобретательность: отделив от корпуса носовую часть с ведущей осью, он придал ей подвижность и поворачивал ее с помощью цепей, управлявшихся рулем наземного хода; в результате два передних колеса можно было отклонять в сторону, но только чуть-чуть. Спустя некоторое время моряки установили, что на расстоянии в сто ярдов им удается отклониться от прямого курса всего на четыре ярда. Однако же не стоит капитанам прекрасно оснащенных линкоров или даже владельцам яхт чересчур пренебрежительно относиться к действиям человека давних времен, который и помыслить не мог о современных изобретениях; кроме того, не забудем, что Шард находился уже не на море. Наверное, управляемый им корабль не блистал маневренностью, но Шард старался, как мог. Когда все члены команды поняли, как действует руль наземного хода, Шард приказал всем, кроме вахтенных, лечь спать. Он поднял их задолго до зари, и чуть стало светать, они двинулись дальше. Две преследовавшие их флотилии огромным полумесяцем заперли корабль Шарда у берегов Алжира и успокоились, а наутро никаких признаков «Лихой забавы» нельзя было обнаружить ни на море, ни на суше; и адмиральский корабль с помощью сигнальщика разразился крепким английским проклятием.
