— Боже мой, зачем он сделал это? — спросил я.
— А это не мое дело, — ответил старик в своей тягучей, ленивой манере. Он просто взял свои двадцать франков с каждого и скрепил их соглашение в задней комнатке магазина, где клиенты осуществляли обмен. В итоге человек, расставшийся с мудростью, покинул магазин на цыпочках со счастливым, но придурковатым выражением на лице, а другой задумчиво отправился прочь с озабоченным и озадаченным видом. И почти всегда так выходило, что обменивались противоположными типами зла.
Но что меня больше всего озадачило в беседах с этим неуклюжим человеком и что меня озадачивает и сейчас, так это то, что ни один из тех, кто однажды обменялся в этой конторе, никогда не возвращался; человек мог возвращаться день за днем много недель подряд, но если он однажды осуществлял обмен, он никогда не возвращался; старик так много мне рассказал, но когда я спросил его, отчего так происходит, он пробормотал только, что это ему не известно.
И с целью раскрыть подоплеку сего странного поведения и ни по какой иной причине, я убедил себя рано или поздно совершить подобный обмен в задней комнатке этого таинственного магазина. Я решил обменять какое-нибудь очень тривиальное зло на более или менее равноценное, выгадав для себя так мало, чтобы у Судьбы не возникло повода вмешаться, потому что, не доверяя подобным сделкам, я хорошо знал, что человек еще никогда не выигрывал от чудесного, и что чем более волшебным кажется ему выигрыш, тем больше шансов выпадает богам или ведьмам одолеть его. Через несколько дней я должен был отправляться обратно в Англию и уже начинал бояться морской болезни: и эту боязнь морской болезни, не саму болезнь, но всего лишь ужас перед ней, я решил обменять на подходящее маленькое зло. Я не знал, с кем мне предстоит совершить сделку и кто в реальности руководил фирмой (а руководитель никогда не занимается собственно сделками), но я решил, что никто не сможет ничего выгадать на такой незначительной сделке.
Я изложил старику свой план, и он поднял на смех мелочность моего товара, пытаясь побудить меня на более темное дело, но сбить меня с цели ему не удалось. И тогда, с кичливостью крупного дельца, он поведал мне байку о великой сделке, прошедшей через его руки. Однажды к нему вбежал человек, который хотел обменять свою смерть, он случайно принял яд, и у него оставалось двенадцать часов жизни. Зловещий старик сумел ему помочь. Клиент желал обменять свой товар.
— Но что он получил взамен смерти? — спросил я.
— Жизнь, — ответил этот злобный старик, хитро усмехнувшись.
— Наверное, это была ужасная жизнь, — сказал я.
— А это не мое дело, — сказал хозяин, лениво позвякивая в кармане двадцатифранковыми монетками.
Странные сделки наблюдал я в магазине следующие несколько дней, обмен странными товарами, и слышал странное бормотание в углах, и пары вдруг подымались и уходили в заднюю комнатку, и старик следовал за ними для скрепления соглашения.
Дважды в день в течение недели я платил двадцать франков, наблюдая жизнь с ее великими и малыми надобностями по утрам и вечерам, — жизнь, которая проходила передо мной во всем своем чудесном разнообразии.
И однажды я встретил подходящего человека, которому нужна была сущая безделица, и как будто у него было то самое зло, которое сгодилось бы и мне. Он всегда боялся, что лифт разобьется. Я слишком много знал о гидравлике, чтобы бояться такой глупости, но избавлять его от этой дурацкой фобии было не моим делом. Его не пришлось долго убеждать в том, что мой страх ему подходит, он никогда не пересекал моря, а я, в свою очередь, всегда мог подняться наверх пешком, к тому же, как и большинство в этом магазине, я считал, что такой абсурдный страх не может доставить мне неприятности. Но все же временами это становится проклятьем всей моей жизни. Когда мы оба подписали пергамент в паучьей задней комнатке и старик скрепил соглашение (за которое нам пришлось заплатить по пятидесяти франков каждому), я вернулся в свой отель и там, на первом этаже я убедился в ужасной вещи. Меня спросили, буду ли я подыматься на лифте, и вопреки привычке, я рискнул поехать, и всю дорогу не дышал и сжимал кулаки. Ничто не заставит меня повторить подобное путешествие. Я лучше поднимусь в свою комнату на воздушном шаре. А почему? Потому что если случится что-то с воздушным шаром, у вас всегда остается шанс: шар может, лопнув, раскрыться, как парашют, он может запутаться в кроне дерева, сто и одна вещь может случиться, но если лифт упадет в шахту — вам конец. Что касается морской болезни, мне это больше не грозит, не могу сказать, почему, только знаю, что это так.