BUREAU D'ECHANGE DE MAUX[7]
Я часто вспоминаю «Бюро по обмену зол» и необычайно желчного старика, обитавшего внутри. Бюро располагалось на небольшой улочке, каких много в Париже, его входная дверь была обшита тремя коричневыми деревянными досками, верхняя лежала на двух вертикальных как в греческой букве π, все остальное было выкрашено в зеленый цвет, и само строение было значительно ниже и уже, чем соседние, и неуловимо страннее — это будоражило воображение. А на ветхой бурой вывеске парадного выгоревшая желтая надпись гласила «Bureau Universel d'Echanges de Maux»[8].
Однажды я зашел внутрь и заговорил со скучающим человеком, лениво развалившимся на стуле за конторкой. Я спросил, как возникло его замечательное бюро, какой тип зловещей продукции он обменивает, а кроме того задал множество других вопросов, на которые желал знать ответ, ибо мной овладело любопытство; и в самом деле, я не ушел бы просто так из этой лавки, потому что таким злом веяло от этого полноватого человека, от его впалых скул и греховного глаза, что любой бы сказал — он имел дело с самой преисподней и извлекал из этого выгоду своей абсолютнейшей порочностью.
Вот каким он был, хозяин этого бюро, но особенная злоба сосредоточилась в его глазах, глядевших так неподвижно, так апатично, что можно было поклясться — он пребывает в наркотическом бреду или вовсе мертв; как ящерицы сидят неподвижно на стене и вдруг бросаются в сторону, и вспыхивает все их коварство, так выдало себя в одно мгновение все, что до этого таилось в образе обыкновенного сонливого и желчного старика. Под стать ему были цель и предмет обмена этого своеобразного магазина, «Универсального бюро по обмену зол»: платишь двадцать франков (которые старик поспешил взять и с меня) за вход в бюро и получаешь право обменять любое зло или невезение у любого посетителя лавки на другое зло или невезение, которое «вы можете себе позволить», как выразился старик.
В пыльных углах этого холла с низким потолком еще четыре или пять мужчин жестикулировали и тихо переговаривались между собой, как люди, которые заключают сделку, то и дело входили новые посетители, и глаза вялого хозяина конторы устремлялись на входящих, и казалось, что он мгновенно узнает, что они хотят обменять и что именно могут предложить взамен, и снова он впадал в дремоту, взяв свои двадцать франков безжизненной рукой и проверяя монету на зуб будто бы в полной прострации.
«Это мои клиенты», — сказал он. Торговля в этом необыкновенном заведении показалась мне настолько забавной, что я завязал беседу со стариком, невзирая на его мерзость, и благодаря его болтливости собрал эти факты. Он говорил на чистейшем английском, и хотя его произношение временами становилось тяжеловатым и грубоватым, казалось, ему доступны все языки. Он занимался своим делом уже много лет, — как много, он не говорил, но он был значительно старше, чем ему можно было дать. В магазине заключали сделки разные люди. Ему не было дела до того, чем они обменивались друг с другом, главное, чтобы это было зло — он не был уполномочен вести другие виды бизнеса.
Не существует зла, рассказал он мне, которое нельзя было бы здесь обменять; не было такого известного старику зла, которым обменявшиеся оказались бы недовольны. Бывало, некоторые заходили днем позже, или на следующий день, или еще через день, каждый раз платя двадцать франков, но у старика была картотека клиентов, и он безошибочно угадывал, что им было нужно, и скоро двое нужных друг другу людей встречались и энергично обменивались своими товарами. «Товары» было одним из ужасных словечек старика, произносимое с отвратительным чмоканьем его толстых губ, ибо своим бизнесом он гордился, и зло для него было всего лишь продуктом обмена.
За десять минут я узнал от него очень много о человеческой натуре, больше, чем я когда-либо почерпнул от других. Я узнал от него, что собственные пороки представляются человеку худшим из всего, что когда-либо было или могло бы быть, и что порок настолько искажает человеческое сознание, что в этом мрачном магазинчике люди всегда ищут своему злу противоположной замены. Бездетная женщина обменялась с обнищавшим полубезумным созданием с двенадцатью детьми. А однажды человек обменял мудрость на безумие.