Книга чудес - страница 160

Вскоре земная тьма сгустилась еще больше, и они сели в засаду, поджидая единорогов, и у каждой гончей был свой собственный тролль, который сидел рядом, положив правую руку на загривок пса, успокаивая его и заставляя лежать смирно; в левой же каждый тролль держал кнут. И странная эта компания была совершенно неподвижна, постепенно растворяясь во мгле уходящего вечера.

Когда же Земля стала, наконец, так тиха и темна, как нравилось единорогам, огромные звери бесшумно выступили из сумерек волшебного барьера и успели зайти довольно далеко в поля, которые мы знаем, прежде чем тролли позволили псам пошевелиться. Но как только Орион дал сигнал, гончие легко отрезали одну сопящую и фыркающую бестию от ее эльфийского дома и погнали по полям, что принадлежат человеку.

И наступившая ночь укрыла своей вуалью и волшебный галоп гордого зверя, и опьяненных удивительным запахом гончих, и летящие прыжки троллей.

А когда галки на самых высоких башнях замка Эрл увидели над заиндевевшей травой полей багровый край восходящего солнца, Орион вернулся с холмов, вернулся со своими гончими и своими троллями, и с собой он принес еще одну голову единорога — такую прекрасную, о какой любой охотник может только мечтать. И гончие, утомленные, но гордые, свернулись клубочками в своих вольерах, Орион спокойно улегся в свою кровать, и только тролли, взобравшись на полюбившуюся им голубятню, испытали чувство, которое никто из них — кроме, конечно, Лурулу — не испытывал раньше: то были усталость и тяжкий гнет проходящего времени.

Орион проспал весь следующий день, и все его гончие — тоже; тролли же спали беспокойно, хотя заснули так быстро, как только сумели, ибо надеялись укрыться во сне от неодолимой ярости времени, которое, как они опасались, уже повело против них свою атаку. И вечером того же дня, — пока тролли, гончие и Орион спали, — в кузнице Нарла снова собрался маленький парламент Эрла.

И, потирая руки и улыбаясь, все двенадцать старейшин, раскрасневшиеся от пронзительного северного ветра, несокрушимого здоровья и одолевавших их добрых предчувствий, сразу прошли в дальнюю комнату, ибо — наконец-то убедившись, что их владыка безусловно волшебник, и что теперь в Эрле несомненно произойдет что-нибудь великое и значительное — все они были бесконечно довольны.

— Общинники, — сказал Нарл, обращаясь к собравшимся в соответствии с древней традицией, — разве не стало наконец все благополучно в нашей долине? Взгляните: все, что мы задумывали много лет назад, сбылось, ибо наш лорд — настоящий волшебник, как мы и хотели, и волшебные существа стремятся к нему даже из-за границ нашего мира, и все они покорны его воле.

— Это так, — подтвердил Гезик, торговец говядиной.

Дряхлым, ничтожным, отрезанным от большого мира был Эрл, уединившийся в своей глубокой долине, и ничем не был отмечен он в истории, но эти двенадцать человек любили его и хотели, чтобы в конце концов имя его прославилось. И вот теперь, слушая кузнеца, они радовались как дети.

— Какой другой поселок, — вопросил Нарл, — имеет прямое сообщение с зачарованной страной?

Но Гезик хотя и радовался вместе с остальными, все же выбрал во всеобщем веселье паузу и поднялся.

— Множество странных существ, — начал он, — проникло в наше селение с той стороны. Не может ли оказаться так, что человеку все же ближе всего другие люди, и больше всего подходит ему тот образ жизни, что установился в полях, которые мы хорошо знаем?

Охота на единорога

Но От и Трел высмеяли его.

— Магия лучше! — таково было общее мнение, и Гезик замолчал, не осмеливаясь возражать большинству.

Тем временем крепкий мёд снова пошел по кругу, старейшины заговорили о славе Эрла, и вскоре даже Гезик забыл о своих сомнениях и о смутном страхе, который их породил.

И за этими разговорами они засиделись далеко за полночь, попивая мед, с благословенной помощью которого старейшины могли без труда заглядывать в грядущие годы так далеко, насколько это вообще доступно человеку. Но, несмотря на охватившее их веселье, они все же старались говорить как можно тише, чтобы их не услышал Служитель, ибо радость явилась к ним из земель, где не задумывались о спасении, да и сами старейшины возлагали свои надежды на магию, против которой, как им было прекрасно известно, восставала каждая нота большого колокола, звонившего по вечерам в селении. И, по-прежнему негромко прославляя волшебство, старейшины наконец расстались и, таясь, разошлись по домам, ибо опасались проклятия, которым Служитель проклял единорогов, и не знали, не попадут ли их собственные имена под одно из проклятий, что призывал он на головы всех магических тварей.