А рядом с королем-волшебником стояла, слегка покачиваясь в такт музыке, заставившей плясать всех обитателей зачарованной земли, принцесса Лиразель, и на лице ее играл слабый отсвет улыбки, ибо втайне от всех она неизменно посмеивалась над могуществом своей непревзойденной красоты. И вдруг король эльфов поднял правую руку еще выше и остановил всех зачарованных танцоров в своей земле, внушив благоговейный трепет всем магическим существам, и над Страной Эльфов зазвучала новая мелодия — гармония нот, уловленная королем среди бессвязных откровений, что с негромким пением бесцельно блуждают в прозрачной голубизне далеко от земных берегов, и вся заколдованная страна в один миг окуталась волшебным очарованием этой странной музыки. И все дикие твари — и те, о существовании которых Земля догадывалась, и те, что сумели укрыться даже от наших легенд — вдруг запели древние песни, которые давно изгладились даже из их памяти, и сказочные духи воздуха спустились из заоблачных высот, чтобы присоединить свои голоса к общему хору. И тогда неведомые и странные чувства вдруг вторглись в вековечное спокойствие Страны Эльфов, и половодье музыки билось своими удивительными волнами о склоны темно-голубых Эльфийских гор до тех пор, пока их вершины не откликнулись странным эхом, похожим на голоса гигантских бронзовых колоколов.
Но на Земле ни этой музыки, ни даже ее эха не было слышно; ни одна нота, ни один звук, ни один еле слышный обертон этой мелодии не сумели преодолеть тонкую границу сумерек, хотя кое-где эти ноты взвивались так высоко, что достигали Небес, и носились над райскими полями, словно невиданные, редкие мотыльки, отзываясь в душах праведников чуть слышными колебаниями, похожими на отзвуки неведомо откуда взявшихся воспоминаний; и ангелы тоже слышали эту музыку, но им было запрещено завидовать ей. И хотя эта чарующая мелодия так и не достигла Земли и наши поля так и не услышали музыки Страны Эльфов, все же и тогда — как и в любые другие века — находились те, кто создавал песни нашей печали и нашей радости, не давая отчаянию овладеть человечеством. Они не слышали ни одной ноты из-за границы зачарованной земли, заглушавшей всякие звуки, но все же их сердца чувствовали танец магических каденций, и тогда они записывали их на бумаге, а земные инструменты исполняли их; так и только так можем мы услышать музыку Страны Эльфов.
И король эльфов еще некоторое время владел вниманием всех существ, бывших его верными подданными, и все их желания, недоумения, страхи и мечты медленно плыли перед ним вместе с музыкой, что была соткана не из земных звуков, а из вещества сумрачных пространств, где несутся по своим орбитам планеты, к которому было добавлено великое множество магических чудес. И наконец, когда вся Страна Эльфов была напитана этой музыкой (как наша Земля бывает напоена теплым весенним дождем), король повернулся к дочери, и глаза его спрашивали: «Какая земля столь же прекрасна, как наша?»
И Лиразель повернулась к нему, чтобы сказать: «Здесь мой дом — навсегда!» Уже ее губы слегка приоткрылись, и в голубизне эльфийских глаз засияла любовь, а прекрасные руки простерлись к отцу, когда и Лиразель, и король Страны Эльфов вдруг услышали печальный голос рога, в который трубил какой-то усталый охотник, бродивший вдоль самой границы зачарованной земли.
Алверик тем временем все скитался в пустынных северных землях, все шел сквозь череду томительных лет, и звук уныло хлопавшего на ветру полога его провисшей серой палатки омрачал и без того безрадостные, холодные вечера. На вечерней заре, когда темнели на фоне бледно-салатового неба стога сена и приходил час зажигать в домах огни, хозяева отдаленных ферм ясно слышали в тишине стук деревянных молотков Нива и Зенда, доносящийся со стороны пустоши, где никто больше не ходил. И дети фермеров, глядящие из окон в надежде увидеть падающую звезду, порой замечали, как за последней живой изгородью, — где мгновение назад не было ничего, кроме синих сумерек, — полощется по ветру истрепанный серый полог. А на следующее утро бывало много разговоров и удивительных предположений, много детской радости и страха, много рассказанных взрослыми удивительных историй, много странных слухов и ожиданий, а также отчаянных вылазок к самому краю людских полей, чтобы тайком, обмирая от сладостного испуга, одним глазком заглянуть в прореху живой изгороди (детям смотреть на восток строго запрещалось). И все это соединялось, смешивалось, сплавлялось воедино благодаря серому чуду, которое появлялось с востока и постепенно обрастало легендами, жившими еще не один год после памятного вечера, хотя сам Алверик давно ушел со своей палаткой дальше.
