Потом рога вдруг умолкли, и даже самый тихий шепот не доносился больше с той стороны границы, и тогда Ориона обступили звуки обычного земного вечера. Но и они тоже раздавались все реже, а единороги не появлялись.
Вот вдали залаяла собака; вот, возвращаясь домой, устало протарахтела по пустынной дороге одинокая телега, и чья-то речь донеслась с аллеи и тут же затихла, не разрушив подступающей тишины, ибо любые слова, казалось, были неуместным вызовом молчанию, опустившемуся на поля, которые мы знаем. И в этой тишине Орион пристально смотрел на границу Страны Эльфов, ожидая единорогов, но ни один из них так и не переступил через разделяющие миры сумерки.
Несомненно, Орион допустил промах, выбрав для охоты то же место, где всего два дня назад он застал врасплох пятерых зверей, ибо из всех тварей, живущих по обе стороны границы, единороги слывут самыми осторожными и пугливыми, неустанно и ревниво охраняющими свою неземную красоту от человеческого глаза. Именно поэтому при свете дня они пасутся за пределами полей, которые мы знаем, и лишь изредка, тихими безопасными вечерами, переходят на нашу сторону, редко удаляясь от спасительной полосы сумерек. Дважды подстеречь этих животных в одном и том же месте, — да еще с собаками, — спустя всего два дня после того, как одно из них было загнано и убито, оказалось еще труднее, чем думал Орион. Причиной же этой ошибки послужило, скорее всего, то, что сердце Ориона все еще полнилось триумфом недавней победы, и потому арена, где это произошло, манила его больше других мест — манила тем очарованием, каким наделены все подобные места. И вот он глядел на сумеречный барьер, ожидая, пока одно из этих могучих существ — широкая и плотная тускло-опаловая тень — гордо вышагнет из клубящегося синеватого сумрака границы. Но единороги все не показывались.
Стоя в своем укрытии, Орион так долго смотрел на стену светящегося мрака, что в конце концов она всецело завладела его вниманием; мысли юноши унеслись вдаль вместе с ее блуждающими огнями, и он возжелал приблизиться к вершинам Эльфийских гор. И подобное желание, должно быть, было хорошо знакомо тем, кто жил на маленьких фермах вдоль края полей, которые мы знаем, — ведь недаром все они постоянно смотрели в другую сторону, мудро отворачиваясь от чудес волшебной страны, что, играя красками, лежала так близко от задних стен их скромных домов, ибо была в ней такая красота, какой не сыскать во всех наших землях. Говорят, что если в юности какой-нибудь фермер заглядится на эти странствующие, перемигивающиеся огни, то для него никогда больше не будет никакой радости ни в наших добрых полях, ни в выведенных плугом прямых красновато-коричневых бороздах, ни в волнах колышущейся ржи и ни в каких других земных вещах, ибо человеческое сердце, возлюбившее эльфийскую магию, будет чуждаться их и вечно тосковать по неведомым горам и существам, не удостоенным благословения Служителя.
Так случилось и с Орионом. Пока он стоял на самом краю магических сумерек и пока над полями догорал наш земной вечер, все здешние помыслы оставили его, и вся забота и интерес юноши обратились ко всему эльфийскому. Из всех людей, что ходили дорогами Земли, в эти минуты он помнил только свою мать; и тут — словно колдовские сумерки нашептали ему что-то — Орион понял, что Лиразель была волшебницей и что сам он тоже принадлежит к древнему магическому роду. Теперь он знал это твердо, хотя никто из людей ему об этом не говорил.
На протяжении многих лет Орион раздумывал, куда могла исчезнуть его мать, и часто он сидел одиноко и молча строил самые разные догадки, но никто не знал, о чем думает дитя. Теперь же ему было ясно, что все это время ответ на его многочисленные вопросы буквально витал в воздухе, и казалось Ориону, что его мать где-то совсем близко, возможно — по ту сторону зачарованных сумерек, что разделяли скромный фермерский край и Страну Эльфов.
И Орион сделал всего три шага и подошел вплотную к границе, так что его нога остановилась на самом-самом краю полей, которые мы хорошо знаем, а барьер оказался прямо перед его лицом; и вблизи он напоминал туман, в глубине которого медленно и плавно танцуют все оттенки жемчужно-серого и голубого.
