— Это От застрелил оленя, — похвастался он.
И Алверику показалось, что вокруг этого костра из толстых поленьев, что медленно тлели на подстилке из сброшенного деревьями осеннего убранства, блиставшего теперь у него под ногами, разлито какое-то волшебство, однако это не могли быть ни чары Страны Эльфов, ни колдовство посоха Жирондерель. И он понял, что это — подлинная магия лесной чащи.
Несколько минут Алверик молча стоял у лесного костра, глядя на колдунью и мальчика и думая о том, что пришло время объяснить сыну многие вещи, непонятные ему самому. Но он так и не решился заговорить о них и, задав Жирондерели несколько вопросов о новостях долины, повернулся, чтобы идти к своему замку. И несколько позже — вместе с Отом — вернулись в Эрл Орион и колдунья.
Едва переступив порог собственного дома, Алверик приказал подать ужин и, сидя в одиночестве за столом в самой большой зале замка, долго ломал голову над тем, что и как он скажет сыну. Уже поздно вечером он поднялся в детскую и открыл Ориону, что его маме пришлось на какое-то время вернуться в Страну Эльфов, в отцовский дворец (рассказать о котором можно только в песне); и после этого — не слушая, что ответит сын — Алверик вкратце поведал ему о том, что так мучило его — об исчезновении Страны Эльфов.
— Но этого не может быть, — спокойно возразил отцу Орион, — потому что я хорошо слышу пение рогов, что доносится из Страны Эльфов.
— Ты их слышишь? — удивился Алверик, и малыш ответил:
— Я каждый вечер слышу, как они трубят.
ГЛАВА XIV
НА ПОИСКИ ЭЛЬФИЙСКИХ ГОР
Зима пришла в долину Эрл; она сковала леса, и самые тонкие ветки застыли неподвижно, словно оцепенев. Мороз заставил замолчать ручьи в долине, трава в полях, где паслись быки и коровы, стала хрупкой, словно посуда из необожженной глины, и дыхание животных поднималось вверх густо, словно дым над селением. Но Орион все же продолжал ходить в лес всякий раз, когда От брал его с собой на охоту, а иногда мальчик бывал там с Трелом. И когда он приходил в лес с Отом, чаща дышала романтическим очарованием зверей, на которых От охотился, а полумрак лесистых лощин наполнялся благородной красотой огромных оленей; когда же его брал с собой Трел, лес укрывался тайной, и тогда оставалось лишь гадать, какое удивительное существо может вдруг показаться из-за деревьев, и что там мелькает и прячется за каждым неохватным стволом. Какие твари обитали в этом лесу, не знал доподлинно даже Трел; множество их попадалось в его хитрые ловушки, но кто мог сказать наверняка, что ничего неизвестного в лесу не осталось?
А в самые счастливые вечера, когда мальчугану случалось задерживаться в лесу допоздна — на самом закате, когда объятое пламенем солнце скрывалось за темными верхушками деревьев — морозный воздух надвигающихся сумерек доносил до него с востока певучие голоса эльфийских рогов, что звучали очень издалека, едва слышно, но все же отчетливо и ясно, словно услышанный сквозь сон сигнал утренней зари. Они звали Ориона откуда-то из-за границ леса, пели ему из-за самых дальних долин, и мальчик узнавал серебряные трубы Страны Эльфов. И если бы не эта его способность слышать эльфийские рога, чья музыка на целый ярд не попадала в слуховой диапазон обычных людей, и не мгновенно пришедшее к нему знание того, что они такое, то Орион, которому в ту пору было всего три с небольшим года, ничем бы не отличался от обычных детей.
Я никак не могу понять, как вышло, что голоса эльфийских серебряных труб преодолели сумеречную границу и стали слышны некоторым людям в полях, которые мы хорошо знаем. Во всяком случае, Теннисон пишет о них как о «негромко звучащих» и в нашем мире, и я до сих пор считаю, что верь мы всему, что говорят нам пережившие минуты вдохновения поэты, и человечество совершило бы гораздо меньше ошибок. Впрочем, наука, если ей угодно, может это подтверждать или опровергать, я же в этом вопросе всецело полагаюсь на свидетельство Теннисона.
В те же дни Алверик уныло бродил по селению, но мысли его были далеко от Эрла. У многих дверей он останавливался, заговаривал с жителями, строил планы, но его глаза, казалось, были прикованы к чему-то такому, чего никто, кроме него, не мог разглядеть. Раздумывал же Алверик о дальних горизонтах и прежде всего о тех, за которыми лежала Страна Эльфов, а переходя от дома к дому, он пытался собрать хотя бы небольшую группу единомышленников.
