Нежным голосом, сухими жестами маленьких рук садовник объясняет, называя каждую породу по-латыни. Он говорит так красиво и поэтично, описывает особенности этих таинственных растений, как бы раскрывая перед людьми темную душу цветов, что дядюшка поражен. Девушки глядят, не отрываясь, в его лицо. Затихшие, взволнованные…
— Вы говорите о цветах, как о людях… — тихо замечает Соня.
Он смотрит ей прямо и просто в зрачки. И ел глаза как будто светятся.
— Да, для меня они ближе, — отвечает он.
Странная пауза, полная значения, мгновенно наступает в душной оранжерее после этих простых слов.
Дядюшка сконфужен. Мелочь, которую он приготовил, чтобы дать на чай, тихо звякает, опущенная вновь на дно кармана.
— Вы… учились садоводству? — спрашивает он.
«Фу, черт! Какой глупый вопрос!..» — думает он тут же.
— Вы здесь недавно?
— Да, — холодно, нехотя звучит ответ.
Еще секунду стоят они, растерянные. Потом дядюшка первый вежливо приподнимает панаму.
— Благодарю вас! — робко говорит Соня.
Садовник полным достоинства жестом касается фуражки. И, замерев, глядит им вслед.
— Миколай Сергеевич! Где вы там? Миколай Сергеич! — кричит какой-то мальчик, подбегая к оранжерее. — Вас в контору просят… Семена привез Хведор из города.
— Сейчас…
Дядюшка и девушки следят горячими глазами, пока тот, кого звали Яном и Николаем Сергеевичем, легкой, эластичной поступью идет через двор. Маленький, изящный, хрупкий.
— Какая прелесть! — говорит Маня. — Разве вы не видите, что это переодетый принц?
И они хохочут, вспоминая: «Эй вы, любезный!»
— Мне начинает казаться иногда, что мы не живем, а спим. И видим сны, — говорит Маня в парке. — Неправда ли, дядюшка? Этот принц… А потом наш рабочий Искра… Вы его заметили? Он тоже как переодетый. И не кажется ли вам, что это только прелюдия к какой-то феерии?
Дядюшка тихонько щиплет ее за щеку.
— Умна! Что говорить! Только как бы в этой феерии нас всех черти не унесли!
Они целый час бродят по парку, любуясь деревьями. Громадный склеп с могилой Штейнбаха поражает воображение Мани. Это какая-то индийская пагода, облицованная мрамором. А внутри пирамида Цветов. На стене венки с надписями. Серебряные, фарфоровые, лавровые. Из веток пальм, с лентами и надписями. В глубине портрет покойного во весь рост. На груди его ордена, русские и иностранные. Надменное бритое лицо с хищным профилем и развитыми надбровными дугами. Зоркие и молодые глаза следят, как живые, за всеми движениями чужих.
— Хорош как портрет!
— И лицо интересное! — говорит Маня.
Все они невольно понижают голос.
— Да, это не плебейское лицо. Их род очень древний… В средние века его предки жили в Англии еще при Генрихе Восьмом.
— Неужели? — шепчет Маня.
— И он был недюжинной личностью. Весь края он держал в руках. И делал много добра. Что это за похороны были! Весь уезд на поминки съехался, Губернатор из Чернигова, многие журналисты из Киева, помещики. Да, он умел жить. И шибко жил, И любил женщин, дети мои. И знал в них толк. А в это имение он был влюблен. Он на него ухлопал около миллиона. Эх, жаль! Нельзя нам в палац! Там шкафчик у него есть резного дуба. С изображением Благовещения. Работы тринадцатого столетия. Церковная утварь. Ему миллион за него предлагал Базилевский. Не отдал.
Они медленно обходят громадный, как озеро, пруд с островками, гротами, мостиками и лебедями.
Они идут обратно, к коляске, которая ждет их за чугунной решеткой.
Ах, эта решетка! Какая красота эти темные, строгие линии и золоченый герб наверху!
— Вот за что ценю старика. Не польстился на моду. Не поставил решетку в стиле «модерн». Знаете, дети мои, откуда взят этот узор? Все старинные замки Франции обнесены точно такой оградой, и Тюильри, и Версаль.
Сторож вдруг почтительно срывает шапку.
Какая-то фигура выходит из нижнего этажа палаца и идет медленно, как призрак, по цветнику, залитому вечерней зарей.
Они видят перед собой странное, мертвенно-бледное лицо с темной, курчавой, длинной, как у Моисея бородой. Седина сверкает в ней серебряными нитями как и на курчавых висках. На голове бархатная шапочка. Бескровные руки опираются на палку. Голова опущена. На высокой, костлявой и сутулой фигуре надет длинный черный сюртук, застегнутый на глухо. На ногах туфли…
