— Ого! Довольно острое, будьте с ним осторожны. — И, отдавая кинжал, спросил:
— Вы всегда носите его в рукаве?
— Нет, — ответила она. — Только в исключительных случаях. Пиппа посоветовала взять с собой, и я рада, что послушалась. На переправе у одного человека были, как мне показалось, недобрые намерения.
Неприятная агрессивность почти уже пропала, она снова становится самой собой. Он спросил:
— И все‑таки для чего вы предприняли ваше недолгое, но не вполне безопасное путешествие? Неужели только затем, чтобы разбудить меня и перемешать поленья в камине?
Она не приняла шутливого тона, в ее голосе появились менторские нотки:
— Знаю, вы поздно добрались до постели, шевалье, но все же позволила себе думать, что к этому времени вы будете уже готовы для поездки, — Значит, вы оказались столь любезны, что приехали проводить меня в Хай‑Уиком? Помахать рукой?
— Не совсем, шевалье. Я приехала, чтобы сопровождать вас туда.
Эту новость Оуэн принял в молчании. Леди Пен каждый раз удивляла его чем‑то. Помимо того, что возбуждала, захватывала, обескураживала. Порой злила. Сейчас она его опять разозлила.
Он смотрел в ее спокойные, уверенные глаза и начинал понимать, что главным действующим лицом в предстоящих розысках будет все‑таки она. Ему же предстоит делать то, что она хочет и когда она этого хочет.
Да, он взялся помочь ей, но не подряжался, черт возьми, быть при этом быком в ярме, которого ведут, куда пожелает хозяин!
— Давайте разберемся, мадам, — сказал он досадливо. — Правильно ли я понимаю, что вы не доверяете мне и хотите убедиться, что я не стану вас обманывать и отправлюсь в Хай‑Уиком, а не на какое‑нибудь еще торжество по случаю Крещения?
Она поняла, что он по‑настоящему оскорблен, и поспешила загладить невольную вину.
— Вы совершенно не так меня поняли, Оуэн, совершенно не так! — горячо сказала она. — Я решила поехать, потому что для меня это вопрос жизни. Моей жизни. И значит, я обязана принять участие в поисках правды, а не взваливать их целиком на другого человека. Но без помощи, без вашей помощи мне никак не обойтись.
— Как же вам удалось вырваться из когтей принцессы? — спросил он уже смягчившимся тоном.
— О, это мой большой секрет, — ответила она с улыбкой. Раздался стук в дверь. Вошел Седрик с тазом и кувшином горячей воды.
— Лошадь в конюшне, — доложил он. — Мистрис Райдер послала вам воду, она говорит, мы отправляемся в путешествие, сэр?
— Да, Седрик, приготовь коней.
— Для миледи тоже, сэр?
— Да, и для нее. Леди Брайанстон возвращается в Гринвич. Джон Райдер сопроводит ее туда. Пускай он седлает своего коня.
— Слушаю, сэр.
Мальчик с интересом вглядывался в обоих. По отрывистой речи шевалье он понимал, что тот находится в состоянии, близком к гневу, и был уверен: причиной тому присутствующая леди.
Не успела закрыться за Седриком дверь, как Пен сказала:
— Нет, Оуэн, я поеду с вами.
— Не будьте столь неразумны, — проворчал он, наливая воду из кувшина в таз. — В этом нет никакой необходимости. Я сделаю все, что будет возможно, поверьте мне и возвращайтесь в Гринвич. Вас проводит туда сын мистрис Райдер, и больше никто не посмеет проявить к вам недобрые намерения.
— Нет, — повторила она без особого нажима, как говорят о чем‑то окончательно решенном. — Никто не должен делать это вместо меня. Я нуждаюсь в вашей помощи, поверьте мне… в вашем… — Было видно, она ищет наиболее подходящее слово. — В вашем участии… совете… Без них я не смогу, Оуэн…
Он яростно тер лицо влажным горячим полотенцем. Затем вытерся насухо и стал править бритву на широком кожаном ремне.
С некоторым душевным смятением Пен наблюдала за тем, как он бреется. За этим интимным, чисто мужским занятием. Оно лишний раз напомнило ей о Филиппе. Тот носил бороду, аккуратную треугольную бородку, которая очень шла к его худому лицу…
Сейчас она отчетливо представила его себе, вспоминая, как любила смотреть, когда он бреется, подстригает бородку, прикладывает к лицу горячее влажное полотенце. Постепенно она обретала душевное равновесие, тревога оставляла ее.
Она сделает это ради него. Ради памяти о нем… Поедет и узнает все, что можно узнать…
