Она спокойно ожидала, когда Оуэн закончит свои приготовления, и они отправятся в путь. Да, он обижен на нее — недоумевает, злится, ну и пусть. Какое это имеет значение в сравнении с тем, что им предстоит разузнать… сделать!..
Итак, решено: она едет с ним!
Возможно, это увеличит разрыв, наметившийся между ними, но это же, безусловно, поможет ей остаться самостоятельной в своем поведении, поможет сосредоточиться только на одном — на достижении намеченной цели.
Оуэн скинул халат, потянулся за рейтузами. Пен упорно смотрела в огонь, стараясь думать о чем угодно, только не о наготе Оуэна д'Арси.
Он повернул голову в ее сторону, и его раздражение растаяло. Он уже научился немного понимать ее и сейчас читал по ней, как по открытой книге, хотя она сидела к нему спиной. В той книге черным по белому было написано, каких усилий стоит ей отталкивать, отторгать его от себя даже сейчас, в преддверии совместного путешествия. Если оно состоится. Хотя он честно пытается сделать все возможное, чтобы она отказалась от своего намерения: для нее это будут лишние тяготы, дополнительные душевные муки.
Зато для него могут открыться кое‑какие возможности, и первая из них — укрепление любовного союза. Только не на благо французской дипломатии, а на благо собственного тела. И души…
— Хорошо, — произнес он ей в спину беспечным тоном. — Пускай будет так, как вы считаете нужным.
Она резко повернулась.
— Почему вы вдруг решили сдать свои позиции?
Он поморщился.
— Вам не угодишь, мадам. Вы настаивали, я согласился. И вы опять недовольны.
— Извините, шевалье. Я действительно зарвалась. Рада, что не обиделись на меня.
Он пожал плечами.
— Вы совершенно правильно сказали, Пен: это в первую очередь ваше дело. Ваша забота и ваша печаль. Я согласен.
— Спасибо.
Он кивнул, наступило молчание. Оно продолжалось и когда мистрис Райдер принесла завтрак и он стал есть, жестом пригласив Пен к столу, от чего она также молча отказалась.
Закончив еду, он начал укладываться. Положил в кожаный мешок смену белья, халат, бритву, пару ботинок, а также — ее удивило это — складную чернильницу из кожи. Неужели собирается писать письма в поездке? Интересно, кому?
Вошел Седрик и сообщил, что лошади оседланы и готовы.
— Мы захватим одну из моих птиц, Седрик, — сказал Оуэн. — Возьми клетку. И не забудь мешок.
— Да, сэр.
— Птица? — не удержалась Пен от вопроса, когда мальчик ушел. — Зачем?
— Прирученный голубь. Верите или нет, он неплохо служит моим интересам.
— Вы имеете в виду, доставляет ваши сообщения, депеши и все такое?
— Совершенно верно. Ради благополучия и преуспеяния Франции.
Если своим ответом он хотел смутить ее, показать, что вопросы, которые она задает, зная о его деятельности, бестактны и назойливы, то не достиг желаемого.
Она простодушно произнесла:
— О, вы сможете целый вечер потратить на ваши письма, если надо. И сегодня — когда остановимся, не доезжая до Уикома, и в другие дни. — Ей подумалось, что она сказала что‑то не то, и она покраснела. И добавила:
— Боюсь, вечерами я не смогу составить вам компанию.
— В самом деле? — с ухмылкой пробормотал он и поспешил выйти из комнаты, кивком пригласив ее следовать за ним.
Накинув плащ, она спустилась по лестнице, размышляя о том, что, как видно, он не понял ее до конца и придется сказать ему напрямик, что если в нем еще теплятся какие‑то глупые надежды, то лучше, чтобы он их сразу и навсегда выбросил из головы.
Мистрис Райдер выскочила из кухни, когда они сошли вниз.
— Надолго отправляетесь, сэр?
— Вернусь через четыре дня.
— Счастливого пути. Наш Джон готов, чтобы сопроводить миледи.
— Спасибо вам и Джону, мистрис Райдер, — сказала Пен, — но я не нуждаюсь в услугах вашего сына, ибо отправляюсь вместе с шевалье.
— Ох, а мы думали… Шевалье говорил…
— Я ошибался, — весело признал Оуэн. — И теперь исправляю ошибку.
На дорожке сада стоял молодой человек, он держал под уздцы крупного гнедого коня. Рядом с ним спокойная серая кобыла пыталась подкормиться жухлой зимней травой. Седрик привязывал мешок своего хозяина к седлу вороного коня. На земле рядом с ним стояла клетка с окольцованным голубем.
