Тан хмыкнул.
– Хорошо. Завтра на рассвете мы возобновим твое обучение. Найдешь меня возле тропы, ведущей к нижнему пастбищу.
Каден прищурился, соображая, что может значить это указание.
– Я думал, настоятель разрешает ходить только вчетвером.
– Акйил тоже пойдет, – безапелляционно заявил Тан.
Тот факт, что он даже не потрудился взглянуть на Акйила, сообщая свои новости, по-видимому, задел юношу. С видом нарочитой почтительности Акйил поднялся со своего места и развел руками, изображая недоумение.
– Я бы с радостью присоединился к вам, брат Тан, но наш настоятель совершенно недвусмысленно огласил цифру четыре, и, конечно же, я никоим образом не могу преступить…
Широкая ладонь Тана впечаталась в его лицо, опрокинув его спиной на стол, так что он перевернул свою миску с супом. Ошеломленное выражение на лице Акйила сменилось гневом; жидкость растеклась по поверхности стола и закапала через край, собираясь в лужицу на каменном полу. Старший монах даже не моргнул.
– Троих будет достаточно. Встретимся завтра на рассвете.
– Он… – начал Акйил, когда дверь за Таном закрылась. Суп расплескался по его балахону, и юноша принялся счищать его резкими сердитыми движениями.
– В следующий раз он привяжет тебя к сосне и оставит на съедение воронам, – перебил Каден. – Если ты думаешь, что Йен Гарвал суровый умиал, ты чего-то не понимаешь в этой жизни. Вот, посмотри, – он показал на свои ввалившиеся щеки и исхудавшие руки. – Посмотри, во что я превратился, а я ведь делал все, что во власти Эйе, чтобы повиноваться ему! Так что сядь-ка ты обратно и не ухудшай свое положение.
Кивнув, Акйил сел на скамью, но в его взгляде появилось новое выражение – резкое и непокорное, которое весьма обеспокоило Кадена.
Утро наступило ясное и холодное. Иней расписал хвою на можжевельниках, а поверхность воды в бадье у входа в трапезную подернулась тонкой коркой льда. Каден проломил ее, оцарапав кожу на костяшках, так что в воде расплылась ярко-красная полоска, когда он окунул туда руку, чтобы поплескать водой себе на волосы и лицо. Ледяная струйка просочилась по спине под балахоном, но он был рад этому ощущению – оно помогло ему проснуться, а он хотел быть пободрее, когда предстанет перед Рампури Таном и тем, что тот для него приготовил.
– Почему ты никогда не напоминаешь мне, что начало лета здесь, в горах, не обязательно означает, что будет тепло? – спросил Акйил, присоединяясь к нему возле бадьи.
Он погрузил обе руки в воду, провел ими по своей лохматой черной шевелюре, а затем сложил руки лодочкой и принялся дуть в ладони. Солнце еще не показалось над восточными горами, но прозрачный свет, заливавший небо, становился все ярче. Каден с Акйилом были не единственными, кто уже встал. Из медитационного зала доносилось приглушенное гудение – старшие монахи выполняли свои утренние практики, – а ученики и послушники начинали таскать ведра с водой по дорожкам монастырского двора.
– Днем будет достаточно жарко, – заверил друга Каден, хотя тоже ощущал, как кожа под балахоном покрывается пупырышками. – Пойдем. Тан не любит, когда его заставляют ждать.
Вдвоем они пересекли двор, хрустя сандалиями по гравию; дыхание облачками висело перед их лицами. Обычно Каден любил это время суток, по крайней мере в те дни, когда ему предоставлялась возможность подняться так рано. Утренние звуки казались какими-то более яркими, утренний свет – более мягким. Сегодня, однако, что-то заставляло волоски на его загривке топорщиться. Пока они с Акйилом шагали по неровной тропинке за пределами монастырских владений, его взгляд постоянно метался от одного тенистого уголка к другому, выискивая каждую ямку, откуда низкое солнце еще не успело выгнать оставшуюся с ночи тень.
В одной из этих теней их поджидал Тан. Он молчаливо стоял за огромным валуном, от которого начиналась тропинка к нижнему пастбищу, подняв капюшон, чтобы защитить лицо от утреннего холода. Акйил, по всей видимости, прошел бы мимо, если бы Каден не остановил его, тихонько дернув за балахон.
Увидев, что двое учеников остановились, старший монах выступил из своего укрытия под нависающей скалой. Лишь тогда Каден заметил длинный посох, который он прижимал к своему боку. «Нет, не посох, – вдруг с изумлением понял он. – Копье!» Оружие немного напоминало шесты, которыми была вооружена дворцовая стража в Аннуре, но, в отличие от них, копье Тана на обоих концах имело листовидные острия. Оно выглядело так, словно его выковали из единого куска стали, хотя в таком случае его тяжесть не позволила бы эффективно им действовать, даже такому сильному человеку, как Тан. Впрочем, присоединившись к двоим ученикам, старший монах взмахнул своим оружием с такой небрежностью, словно оно весило не больше сухой кедровой ветки. За его спиной также висел ненатянутый длинный лук – но луки были обычным делом в Ашк-лане: нужно было как-то наполнять котлы трапезной. А вот это странное копье…
