– Что это? – спросил Акйил. Возбуждение в его голосе боролось с опаской. По всей видимости, он не был уверен, что Тан не нанижет его на острие своего оружия просто за то, что он задает этот вопрос, но тем не менее был готов рискнуть.
Монах задумчиво окинул взглядом копье, словно видел его в первый раз.
– Это накцаль, – ответил он наконец. Незнакомое слово свистнуло на его языке, словно змеиное шипение.
Акйил скептически посмотрел на тот конец, который у обычного копья был бы тупым, на изящное острие, оставляющее бороздку в земле.
– Я бы сказал, такой штукой запросто можно отхватить себе палец на ноге. Вы знаете, как с ним обращаться?
– Не так хорошо, как те, кто его сделал, – отозвался Тан.
– А кто его сделал? – задал вопрос и Каден.
Тан помолчал, прежде чем ответить.
– Это оружие кшештрим, – наконец произнес он.
Акйил разинул рот.
– Вы хотите, чтобы мы поверили, будто вы таскаете с собой копье, которому три тысячи лет?
– Во что вы верите, а во что нет, для меня безразлично.
Каден принялся рассматривать накцаль. Детьми они с Валином восхищались темной дымчатой сталью кеттральского клинка, угрюмая поверхность которого словно не желала отражать свет. На первый взгляд копье Тана выглядело таким же. Однако, если кеттральская сталь, вся в завитках и будто покрытая пеплом, выглядела так, словно была выкована в густом дыму, накцаль, казалось, сам состоял из дыма. Его материал выглядел достаточно плотным и твердым, не хуже любой стали, однако где-то в глубине древка и вдоль поверхности обоих лезвий он словно клубился и тлел, как если бы жар и пепел угасшего пламени были заморожены в воздухе и затем выкованы в нужную форму.
– Где вы его взяли? – спросил Каден.
– Принес с собой.
– Зачем? – поинтересовался Акйил. – Кажется, оно великовато для того, чтобы резать коз.
– Если ждать того момента, когда тебе понадобится оружие, потом часто бывает слишком поздно искать его, – отозвался Тан.
– А как же мы? – спросил Акйил. – Чем мы будем защищаться?
– Я защищу вас.
– Лучше бы у нас тоже были такие копья.
– Ты глупец, если так думаешь! – фыркнул Тан. – Мы идем на Южный Луг. Вперед, бегом!
Южный Луг вовсе не был лугом – по крайней мере, по меркам внутренних областей империи, где зажиточные фермы простирались на протяжении многих акров непаханой мягкой земли. Тем не менее это было одно из немногих местечек в горах, где беспорядочные пучки травы объединялись в какое-то подобие цельного покрова, который, хотя и не был особенно пышным, по крайней мере был мягче, чем глина и гравий в непосредственной близости от Ашк-лана. Река Белая, с ревом скакавшая по ущельям выше и ниже этого места, здесь становилась медлительным потоком, разбитым на множество мокрых прядей, которые служили пристанищем для лягушек, цветов и жужжащих насекомых. Это было гораздо более подходящее место для монастыря, нежели суровое, вырубленное в скалах плато на много миль выше. Видимо, предположил Каден, это и было основной причиной того, что хин не стали строиться здесь.
За северным краем луга вновь продолжалось царство гор, вздымавшихся ввысь чередой гранитных утесов и ущелий. Между этих скал петляла тропа к монастырю, взбираясь на тысячу футов меньше чем за полмили – изнурительный путь, ведущий через обломки валунов и цепкие корни можжевельников. Здесь был один из самых крутых отрезков тропы, и Кадена внезапно охватило сильное подозрение, что он знает, зачем Тан их сюда привел.
– Сегодняшний день, – начал его умиал, когда они добрались до мягкой травы, – будет посвящен искусству кинла-ан, то есть «телесного ума».
Уголок рта Акйила дернулся вверх, словно он собирался отпустить на этот счет какую-нибудь шуточку.
Тан развернулся к нему, и лицо бывшего вора мгновенно изобразило настороженное отсутствие эмоций. Несмотря на все свое безрассудство, Акйил не был глуп.
За годы, проведенные в монастыре, Каден потратил бесчисленные дни на практику искусств сама-ан и бешра-ан. (Второе переводилось как «спроецированный ум»; именно оно несколько недель назад позволило ему проследить путь козы до места ее кончины.) Однако про кинла-ан он слышал впервые.
