– Разница в том, – продолжал Акйил, наклоняясь к нему через стол и окончательно забыв про свою похлебку, – что в Ароматном Квартале я видел десятки людей, разорванных на куски, и это случалось каждый месяц. Кто-то попадался Племенам. Кто-то зашел не в тот переулок в неудачное время суток. Некоторые из них были шлюхами, которых порезали на куски и выбросили, потому что некоторым мужчинам нравится это делать, а некоторые были мужчинами, которых завлекли шлюхи, а потом их задушили или закололи ножом и выбросили на помойку – предварительно лишив кошелька, естественно.
– Это еще не значит, что это правильно, – возразил Каден.
– Это не значит ничего, – парировал Акйил. – Это просто так, как оно есть. Люди умирают. Все до единого. Ананшаэль работает не покладая рук. Ты думаешь, это хин научили меня презрению к смерти? Ничего подобного, этот урок я выучил на улицах нашей благословенной империи.
Он посмотрел Кадену прямо в глаза.
– Я не хочу умирать. И не хочу, чтобы ты умер. Но я не собираюсь заливаться слезами каждый раз, когда кто-то натыкается на очередной труп.
– Ну хорошо, – сказал Каден. – Я понимаю. Ты присматриваешь за моей спиной, я за твоей, а остальными могут пообедать вороны. Но тем не менее какая-то тварь рыщет вокруг, убивая монахов, а мы с тобой, если ты до сих пор не заметил, тоже монахи.
– Мы будем осторожны.
– Зная тебя, это кажется маловероятным. А что планирует предпринимать Шьял Нин?
Его бесило, что он должен узнавать все новости из вторых рук – через Акйила, но он был еще слишком слаб, чтобы передвигаться по монастырю самостоятельно.
– Понятия не имею, – отвечал тот. – Нин снова заперся у себя в келье с Алтафом и Таном. Эти трое хуже, чем компания пожилых шлюх!
Каден проигнорировал эту ремарку.
– А что делают остальные монахи?
Невзирая на хинскую сдержанность, он заметил легкую тень беспокойства, повисшую над монастырем.
– Нин пока что позволяет нам выходить за пределы монастыря, но только группами по четыре человека.
– Ну, это совсем неудобно. А как будут пастись козы? Кто будет носить глину и воду?
– Посмотри на это с другой стороны, – возразил Акйил, ухмыляясь. – Не надо бегать на Венарт, таскать камни с горы для очередного умиала, искать беличьи следы по всем этим Шаэлем клятым горам. Нам бы еще бутыль эля да пару девчонок пощекотать, и здесь было бы почти так же хорошо, как провести неделю в Квартале.
– Разве что вокруг рыщет какая-то тварь, которая пытается нас прикончить, – попытался охладить друга Каден, раздосадованный его легкомыслием.
– Ты что, не слушал, что я тебе говорил минуту назад? – спросил Акйил. Его лицо снова стало серьезным. – Что-то всегда пытается тебя прикончить. И я говорю не только о Квартале. Ананшаэль повсюду, даже в твоем распрекрасном Рассветном дворце.
Каден притих. Дворец, в котором он вырос, был одновременно раем и крепостью: сады с айлантами, цветущими вишнями, раскидистыми кедрами, обнесенные неприступными золотыми стенами. Однако даже здесь ему никогда не дозволялось бегать без его эдолийских стражников, следующих в нескольких шагах позади. Эти люди казались ему друзьями или добрыми дядюшками, но они не были дядюшками. Они находились там потому, что в них нуждались, а нуждались в них потому, что Акйил был прав: Смерть вступала даже в залы Рассветного дворца.
Новый порыв ветра ворвался в столовую, когда закутанная в балахон фигура открыла дверь и затем резко закрыла ее за собой. Рампури Тан, вдруг понял Каден, и почувствовал, как по его коже острым гвоздем проскребло предчувствие. «Может быть, он пришел просто чтобы поесть», – подумал он. Конечно же, еще слишком рано для нового испытания. Вряд ли умиал собирался еще раз подвергнуть его погребению заживо. Игнорируя кивки сидящих монахов, Тан своей размашистой неслышной походкой прошагал по плитам пола и склонился над столом Кадена. Какое-то время он молча разглядывал ученика.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он наконец.
Каден слышал этот вопрос уже достаточно много раз, чтобы не попасться в ловушку.
– Тело больное и слабое, но оно вполне может дышать и двигаться.
