— Так, значит, это был не сон… О, Господи, зачем же тогда дон Херонимо воскресил меня? Все это время я надеялся, я думал, что это лишь сон, и душа моя чиста… Но если это было правдой, то где она? О, Мусго, где же ты, где?..
— Подожди, о ком ты? — осторожно спросил Педро, начиная понимать, что речь идет о какой-то девушке.
— О, Перикито, ты был с нами, ты все видел, скажи, не появлялась ли у лагеря, где нас держали, девушка? Девушка в лохмотьях, но с золотыми волосами?
Но Педро только отвел глаза: какие уж там золотые волосы, когда женщины из Сарагосы были похожи только на призраки или на зримое воплощение голода. Бедный минино, видно, столько дней без памяти все-таки затронули его рассудок!
И, словно прочитав его мысли, Игнасио не стал больше ни о чем расспрашивать, а лишь жадно понюхал клейкую ветку…
* * *
Скоро Игнасио начал выходить на прогулки самостоятельно, и помощь Педро оказалась ему больше не нужна. А накануне дня рождения юноши к Педро вдруг подошел лакей и передал просьбу дона Гаспаро явиться к нему в кабинет для личной беседы.
На мгновение сердце Педро ухнуло вниз, а потом бешено забилось о ребра. Все это время он и ждал, и боялся подобного приглашения, и потому теперь ощущал в себе какую-то смесь из растерянности и злости.
И, не без волнения надев давно приготовленный для такого случая мундир капитана валлонской гвардии с напоминающей след от сабельного удара алой ленточкой на груди, Педро со смутным беспокойством отправился наверх. Кабинет дона Гаспаро располагался на втором этаже, рядом с той памятной комнатой, где Педро впервые открыл глаза после драки в Канфранке и которую он тайно считал местом своего истинного рождения.
Тысячи мыслей проносились в его смятенном сознании, пока он почти машинально, зная здесь каждую плиту в полу, каждую шпалеру, шел по длинному коридору. Сколько разных людей проходило за прошедшие столетия по этому бесконечному коридору, со страхом, надеждой или благодарностью неумолимо приближаясь к массивным двустворчатым дверям! Но вот стукнула булава, двери распахнулись, и Педро увидел только одно — внимательно и серьезно устремленные на него темные, без блеска глаза герцога.
— Ваш покорный слуга, Ваше Сиятельство, капитан валлонской гвардии Педро Сьерпес, — дрогнувшим голосом произнес молодой человек еще непривычное для него звание и ниже обычного склонил голову перед этим скромным на вид, но неизменно величественным человеком.
— Здравствуйте, Педро, — просто сказал дон Гаспаро. — Рад видеть вас живым и здоровым. — И затем, сопроводив свои слова легким жестом, указывающим на старинный резной стул, добавил. — Садитесь, капитан, разговор нам предстоит нелегкий и долгий.
Педро опустился на отполированные тремя столетиями ореховые планки, будто падая в пропасть. Но это ощущение падения все же не могло заглушить ликующего восторга — сам герцог Наваррский назвал его капитаном! Это стоило многого.
Дон Гаспаро молчал, не начиная разговора, словно давая Педро возможность привыкнуть и к нему самому, и к своему новому положению, а сам внимательно рассматривал его из-под густых темных ресниц. Педро достойно выдержал эту паузу, ничем, если не считать побелевших от нервного напряжения ноздрей, не позволив выдать своего волнения. Наконец, дон Гаспаро, едва заметно улыбнулся.
— Я знаю, капитан, — будто почувствовав, что такое обращение доставляет радость молодому человеку, продолжил герцог, — что у вас накопилось ко мне много вопросов… — Как хороший игрок в кальву[176], он точно поймал брошенный взгляд Педро, задержал его силой своей воли и после некоторой паузы закончил. — Я постараюсь на них ответить, но лишь после того, как сначала вы удовлетворите мое любопытство.
— Я готов, дон Гаспаро, — на всякий случай обратился Педро к хозяину так, как это требовалось от него во все прежние годы, — спрашивайте. Постараюсь ответить на любой ваш вопрос.
Дон Гаспаро снова позволил себе незаметную лукавую улыбку.
— Хорошо. Итак, первый вопрос. Как вы мыслите себе ваше дальнейшее существование, капитан Педро Сьерпес?
— Не знаю. Никак, — начал было Педро, но затем, твердо посмотрев в глаза дона Гаспаро, вдруг решительно сказал: — Я собирался уйти в отряд к Хуану.
