Нерегиль обладал удивительной способностью теряться без следа именно тогда, когда требовался своему господину больше всего…
Приподнявшись в стременах, Абдаллах оглядел площадь. И наконец увидел тех, кто должен был дать ему ответ, – аураннцев во главе с наглым котярой Меамори. Вот уж кого по окончании похода нужно будет отправить в ссылку на южную границу! А то и в тюрьму… Не в шамахинские же рудники его пихать обратно… Хотя…
Кстати, у завала на входе тоже что-то происходило. Гигантская куча камня пришла в движение: с шорохом и нарастающим гулом из нее принялись вываливаться булыжники, мелкая крошка и пыль. Черные струи дыма объяснили аль-Мамуну все – мариды. Убирают камень, готовят проход внутрь.
Сумеречники стояли как раз справа от завала, большой толпой. И эта толпа, вдруг понял аль-Мамун, все прибывала. Из устья соседней улицы выскользнула группка гибких, не по-человечески текучих теней.
Дав шенкелей заморившейся за день кобыле, халиф двинулся ко входу в оскверненное здание.
На длинный язык каменной осыпи покатились еще обломки: проход все расширялся.
Аль-Мамун подъехал к толпе сумеречников. Те настороженно чего-то ждали, словно коты с напряженно поднятыми хвостами. В черном зеве снова закурился дымок. А следом показался почтеннейший Амр ибн аль-Сад в издалека видном полосатом тюрбане. Предводитель джиннов распрямился во весь свой немалый рост – и печально покачал головой.
Толпа сумеречников отозвалась горестным стоном. И разом осела в земных поклонах.
Абдаллах не знал, сердиться ему или удивляться, – он перестал понимать, что происходит. На него, халифа аш-Шарийа, никто не обращал никакого внимания.
На каменной осыпи прохода в масджид возникла худощавая фигура в странно глядящемся среди кольчуг и панцирей дервишеском одеянии. Джунайд. Шейх тоже покачал головой: нет, мол. Кошачья стая сумеречников завздыхала и закивала опущенными головами.
Халиф вскинул руку и крикнул:
– О Кассим аль-Джунайд! Что здесь происходит? Каковы обстоятельства, в которых мы оказались?
Абдаллах кричал и с каждым произнесенным словом все острее ощущал неуместность крика. Этих слов. Всего себя на этой площади.
Сумеречники один за другим поворачивали головы и смотрели назад, куда-то за спину аль-Мамуна. Джунайд даже глазом не повел в сторону халифа, а сразу пошел туда, куда все смотрели.
Медленно, чувствуя, что ничего хорошего не увидит, Абдаллах развернулся в седле.
Через заваленную обломками мертвого прибоя площадь двигалась странная процессия.
Сначала халиф разглядел только белое – женщину в белом широком платье с белыми рукавами до пола. Ее вели под локти другие женщины, тоже в белом. Сумеречницы, аураннки – все до одной в белом. Безо всяких украшений в длинных волосах.
У женщины, которую вели под локти, было совершенно неподвижное, ничего не выражающее лицо. Джунайд, как оказалось, направлялся именно к ней. В трех шагах поклонился – на аураннский манер. Сумеречница в лебедином платье склонила голову в ответ.
– Кто это? – поинтересовался аль-Мамун – скорее у воздуха, чем у кого-то определенного.
Евнухи и гвардейцы маячили в отдалении – как у него получилось оторваться от свиты?
– Это княгиня Майеса, – отозвались откуда-то снизу.
Быстро глянув под стремя, халиф увидел там черного кота. Кот поднял морду и посмотрел на халифа. Аль-Мамун помотал головой и сморгнул. Кто же ему ответил?
– Я тебе ответил, – явственно проговорил кот: усы и пасть прошевелились в такт речи.
– А… ты…
– Джинн, – снова шевельнул усами кот. – Мое имя среди силат – Имруулькайс. Люди называют меня Утайба ибн Науфаль.
– Ты…
– Выглядел как черный конь и черный всадник в битве под Фейсалой.
– Но…
– Вдали от Мухсина могу принимать только этот облик.
– А…
– Такое заклятие.
Женщина в белом опустилась на расстеленную для нее циновку. Джунайд еще раз поклонился и пошел обратно к провалу входа.
– Так…
– Княгиня Майеса. Супруга князя Тарега.
– Кто?!..
– И мать его ребенка, кстати.
– Как?!..
– Точнее, теперь – вдова князя Тарега.
– Что?!
– Угробила себя наша кокосина, – вздохнул джинн. – Сказала – угробит, и угробила. Жаль. Хотел я прибить того айютайского монашка и зря не прибил. Жаль, жаль…
