– Отойди, – мягко приказал нерегиль.
– Не позволю, – тихо повторил мулла.
В страшной тишине звякнул мундштук лошади.
– Что же это получается? – ласково проговорил Тарик. – Мы тут, понимаешь, карматов убиваем, а вы их, получается, лечите? Как мне тебя понимать, о ибн Салах?
– Это просто люди, которым задурили голову, – твердо сказал мулла. – Ты сам это видишь, о Тарик. Это просто человек. Посланник Всевышнего велел проявлять к людям милосердие.
Нерегиль расхохотался, и от звука этого смеха Сумама закрыл глаза – смотреть на мир ему расхотелось.
– Милосе-е-ердие… – издевательски протянул Тарик, отсмеявшись. – Увы, старик. Милосердие не входит в число моих главных добродетелей. Я бы даже сказал, что милосердие вообще не входит в число моих добродетелей. Отойди.
– Нет.
То, что нерегиль занес копье, Сумама почувствовал сквозь веки – всей кожей.
Свистнуло, визгнуло, звякнуло с громким хрустом.
Осторожно приоткрыв глаза, кайсит увидел ожидаемое: сумеречница мертвой хваткой держала сбитого с ног муллу – видно, успела в последний момент оттолкнуть в сторону. Абд-ар-Рафи ибн Салах, впрочем, не сопротивлялся. Он неотрывно смотрел на то, из чего торчало легкое тонкое копье.
– Я же сказал – труп.
С непередаваемым презрением Тарик добавил:
– Ничего-то вы, люди, не умеете довести до конца…
Посмотрев на мертвеца, Сумама тихо отложил в сторону недоеденный хлеб.
Никто не решился сказать ни слова даже после того, как Тарик с джунгарами ускакали. Стук копыт давно стих, но под навесом было всё так же очень, очень тихо.
* * *
Ночь, незадолго до рассвета
Высокая фигура князя четко вырисовывалась на фоне подсвеченного кострами неба. Тарег-сама стоял на пороге, придерживая рукой полог шатра, и глядел куда-то в ночь.
Майеса подумала: хорошо, что нехорошая, бередящая сердце звезда уже скрылась. Каждый раз, когда женщина видела два ее острых рога и золотистый ореол, ей становилось не по себе. И ребенок волновался, поддавал ножками.
Покосившись на прикрытый шелком зимнего платья живот, Майеса улыбнулась. И положила ладонь на полупрозрачную яшму медальона. Бледная зелень камня матово поблескивала в золотой оправе: ханьский мастер придал талисману форму играющего котенка. Тарегу-сама джинн подарил парный амулет – тоже, если вдуматься, кошку. Снежный барс скалил острые зубы, мягко ступал широкими лапами. «Они знают друг друга, зовут друг друга, не бросят друг друга», – умильно промурлыкал Имруулькайс, заглядывая ей в глаза. Майеса долго благодарила: неразлучная яшма – драгоценный подарок. Рассказывали, что, пока фигурки целы, судьбы их владельцев связаны.
«Возможно, это… поможет ему, – мурлыкнул джинн на ухо. – Поможет его душе вернуться, когда… ну, вы, госпожа, понимаете когда».
Она понимала. Нагревшаяся в ладони яшма лучилась мягким, успокаивавшим удары сердца теплом. Кто знает, возможно, тем, что войско уходит из гибельной земли, тем, что отдалились последний бой и страшная развязка этого похода, Майеса обязана магии медальонов, кошачьему волшебству.
– Я не отпущу тебя, Тарег-сама… – одними губами прошептала аураннка. – Не отдам…
Словно расслышав беззвучный шепот, князь обернулся.
– Долг не позволяет мне радоваться, мой господин, – виновато улыбнулась она. – Великое дело не доведено до конца, и враг не повержен. Но, как ни странно, в таком повороте судьбы мне видится благо… Теперь, что бы ни случилось дальше, вы сможете увидеть рождение сына. Простите эту недостойную, Тарег-сама. Но я рада, что мы покидаем аль-Ахсу…
Совершенно неожиданно князь улыбнулся в ответ:
– Я тоже рад, моя госпожа.
– П-правда?.. Вы не сердитесь?
– Нет.
Тарег-сама подошел и сел напротив. Малыш проснулся и радостно закувыркался.
– Он тоже радуется…
По щекам потекли предательские слезы, и Майесе пришлось закрыться рукавом, чтобы скрыть свою недостойную слабость.
Поэтому вбежавшего в шатер Эда она не увидела.
– Тарег-сама!.. – запыхавшись, выдохнул оруженосец после поклона. – Тебя требует халиф!
– Чего еще хочет этот надоедливый смертный?! – вспыхнувшая ярость на мгновение заставила Майесу забыть о приличиях.
– Простите меня, Тарег-сама, о простите… – тут же покаянно забормотала она, беря себя в руки.
