Серафима достала из букета сложенную записку, задержала взгляд на гранитной урне у парапета, перевела его на букет и обратно, потом, вздохнув, протянула розы Шароклякиной:
— Примите, Лариса Павловна, вы так завлекательно про Ромуальда рассказываете, что мне самой захотелось прочесть.
Записку она спрятала за манжету.
— Ах, какой скандал, — прошептала Натали, о чьем присутствии Зорин успел позабыть. — Ведет себя как купчиха, коей, впрочем, и является. Не милы букеты, так не принимай или выбрось, но нет, Фимочка окружающих одаривает ненужностями, чтобы добро не пропадало.
Иван с барышней Бобыниной от спутниц отстали, поэтому говорить ей можно было, не опасаясь быть услышанной.
— Умирающая красота флоры чужда ей, Фимочка обожает вещи основательные, если уж розы, то куст, и чтоб под окном рос.
— Вы лично знакомы с князем? — Зорину беседа не нравилась, поэтому он задал резкий неожиданный вопрос на другую тему.
— Я всего лишилась, всего! — Наталью Наумовну было не сбить, фразу собеседника она не услышала. — А она нарядами откупиться думает.
Тут Иван Иванович решил, что не боится прослыть женоненавистником и хамом, ускорил шаг, догнав Шароклякину с Серафимой у ограды лошадиного загона. Матрона усмотрела арлейца, громкие ее восторги заставляли породистых скакунов нервно прядать ушами.
— Наталья Наумовна, — позвала Лариса Павловна, — вы то должны лошадей обожать. Полюбуйтесь.
Серафима, развернув записку, погрузилась в чтение, поэтому приближения Зорина не заметила. Он заглянул девушке через плечо, отметил аристократические завитушки Князева почерка.
— Роза для розы, — бормотала она. — Почему он эту ерунду постоянно везде вставляет? И адъютант тоже…
— Позвольте? — Иван провел над запиской раскрытой ладонью. — Здесь нет ничего магического, как, впрочем, и в предыдущей бумажной поделке.
Он почти шептал, делая вид, что любуется проводкой, которую для них устроил конюх.
Серафима подняла на чародея беспомощный взгляд:
— Мне страшно, и я не понимаю почему.
— Князь тебя похитить обещал?
— Это как раз полная чушь, запрусь покрепче, и все. Думаешь, меня раньше…
Она запнулась, покраснела.
— Иван Иванович! — Громко позвала Натали. — Полюбуйтесь этим великолепным созданием.
— Само совершенство! — Сообщил так же громко Зорин, глядя, впрочем, на Серафиму.
Та еще пуще зарделась.
— Хочешь, сбежим? — предложил Иван шепотом.
— Я есть хочу. В обед ни кусочка не лезло, а сейчас…
Иван приблизился к Шароклякиной.
— Колдовать не вздумайте, молодой человек, — строго проговорила она, не выпуская из виду барышню Бобынину, которая, красуясь нарядным платьем, прохаживалась в одиночестве вдоль ограды, — проявите уважение, не те мои лета, чтоб каждый раз, когда вам с Симочкой пошептаться захочется, дамскую комнату искать.
— Ваша проницательность, любезная Лариса Павловна, может сравниться лишь с вашею зрелою красой.
— Ступайте уж, комплиментщик, а то Серафимочка мне в прекрасно-зрелые власы вцепится. Ревнивая она у вас, ну чисто кошка. Ступайте! Наталья Наумовна как раз края ограды достигла, сейчас на разворот пойдет.
Зорин все же поколдовал, чуточку, чтоб скрыть мороком направление, куда они с Серафимой Карповной бежали. Натурально бежали, взявшись за руки и смеясь.
— У тебя денежка есть? — спросила деловито Серафима, когда он снял морок. — Я захватить не подумала, а за еду принято платить. Так есть?
— Чтоб тебя прокормить, хватит.
— Не зарекайся, я страсть какая прожорливая.
А после они сидели на верхней палубе некоей корабельной развалюхи, и хозяин потчевал их жареной рыбой с хлебом, потому что салат брать Серафима шепотом отсоветовала. Пиво подали в двухпинтовых кружках. Зорин усомнился, удержит ли сию громадину в своих ручках барышня Абызова. Но она удержала и наклонила, и отпила примерно половину, прежде чем Иван догадался у нее эту кружку отобрать. Пьянела Серафима Карповна так же молниеносно, как и влюбляла в себя.
Иван с расспросами не торопился, наслаждаясь и погожим деньком, и аппетитом, с которым его спутница поглощала яства. Глаза барышни блестели, она без умолку болтала, расписывая в лицах какую-то давнюю историю, в которой они с Маняшей повстречали в малиннике медведя, а нянька не забоялась, с голыми руками на него пошла. Нет, не убивать, разговоры разговаривать. И уговорила, потому как имя топтыгина знала — бер.