— Тебя уложит. Ты бы, дедушка, кальмара изображать прекратил. Неудобно богатырю берендийскому гадов морских шинковать. — Он крутанул лезвием, выписывая восьмерку, руки дело помнили. — Это скорее к поварам надо, чтоб колечками тебя порезали да на маслице с лучком…
Земля вздрогнула, спрут исчез.
— Фальк, — позвал Зорин, — ты еще здесь?
— Таки его высокородие приказал ждать, пока можно будет, и Фальк ждет.
Видно, от волнения в речи гнума прорезался простецкий местечковый говорок.
— А разводи-ка, любезный, костер под каждой из ледяных красавиц нашего неприветливого хозяина. — Иван щелкнул пальцами, сбрасывая искру на древесные щепы, усыпающие пол. — А чтоб таяли они побыстрее, бери свою фамильную алебарду и кроши лед в мелкие осколки.
Зорин медленно оборачивался вокруг своей оси, держа меч невысоко перед грудью. На гнума не смотрел, зная, что околоточный исполнит приказ в точности. Вскоре под ногами захлюпало. Фальк хмыкнул, последовал удар железа о лед.
Крампус появился у гнума за спиной, чародей метнулся к нему, отбил своим мечом лезвие огромной косы. Крикнул Фальку:
— В сторону!
Демон, костистый, огромный, в дырявом балахоне, орудовал косой с отменной сноровкой. Иван успел подумать, что против такого оружия биться Фальковой алебардой было бы не в пример сподручнее, а больше ничего подумать не успел, потому что некогда думать. Удар, разворот, связка. Еще и еще. Он начинал уставать. А это уже было плохо.
«Раздобрел ты, Ванечка, на приказных-то харчах, разнежился, привык не в одиночку с разбойниками сражаться. Конечно, с Семеном да с Эльдаркой-басурманином и лениться можно. Вот Геля, к примеру, ни разу не чародейка, этого Крампуса давно бы в бараний рог скрутила и в свою суфражистскую веру обратила для надежности. Потому что Евангелина Романовна не шаблонами вашими чародейскими мыслит. А ты, болван, даже не можешь заставить демона истинную форму принять».
Зорин подпрыгнул так высоко, что чуть не стукнулся макушкой о потолок. Меч отлетел в сторону и исчез, вернувшись в аркан, Иван сплел пальцы обеих рук, порыв вызванного ветра поддержал тело в полете. Заклинание, простейшее, которое мог бы составить любой подмастерье чародейской лавки, разредило смрад острым запахом скошенной травы.
Лезвие косы звякнуло о камень, раскалываясь, руки Крампуса оказались плотно прижатыми к его телу.
— Путы? Путы?! Ты совсем умом тронулся? Мне это на один… — Он напрягся, пытаясь их разорвать.
Но Зорин влил в заклинание еще чуток силы и наполнял его понемногу при каждом усилии демона. Тот тужился, обличье его изменялось, кости-руки превратились в руки-палки, балахон стал ветхой мешковиной, потеряв в процессе трансформации капюшон, голова, блестящая полированной костью черепа, сморщилась, разбухла, и вскоре на палочке-шее красовалась высушенная тыква с неряшливо прорезанными дырками глаз и треугольником рта. Истинный облик демона. Нестрашное и убогое огородное пугало.
— Думаешь, ты меня победил, дурачина? Может, и победил, только скоро ужо придет наше времечко, всю вашу Берендию кровью зальем. А кровь-то у вас, людишек, горячая, греть нас будет…
Вжух! Тыква покатилась по полу.
— Никто не смеет называть Йосифа Фалька получеловеком!
От раздраженного возгласа Зорин удержался с трудом. Ну еще бы минуточку, может, Крампус что-нибудь любопытное рассказал.
— Ты с ним довольно долго возился, — сказал гнум с упреком.
— Да сглупил немного, — покаялся Иван. — Обладание силой любого избаловать может, а тут надо было хитростью действовать.
— Все равно молодец, лихо мечом махал.
Зорин покраснел:
— Не говори никому.
— Как прикажет его высокородие. С покойницами что делать прикажете?
Зорин уже сложил останки Крампуса в середину алтарного круга.
— Это не покойницы, Йосиф, это то, что мы с тобой должны были освободить. Сейчас лед растает и страдалицы наконец обретут покой.
— Может, дров добавить?
— Не нужно. — Иван придержал гнума за плечо. — Смотри.
Стая прекрасных белоснежных птиц взвилась к потолку из клубов пара, и камень пещеры расступился, открывая ночное небо, усыпанное звездами. В это небо они устремились, бесшумно взмахивая крыльями.
