— Господин Зорин, — она кивнула с равнодушно-злой улыбкой, — по служебной надобности рыщете?
— По личной. Хотелось с вами наедине побеседовать.
— Беседуйте, — разрешила Серафима, поправляя перчатки.
— Позвольте узнать, кто тот молодой человек, с которым вы только что распрощались?
— Не позволю.
Помолчали. Серафима не выдержала первой:
— Если вы желали обсудить наш послеобеденный поцелуй, любезный Иван Иванович, давайте закончим побыстрее.
— Начинайте, — разрешил Зорин и взял ее за руку, она дернулась, но Иван Иванович скользнул пальцами ей под манжету платья и извлек сложенную многократно записку.
— Отдайте!
— Ротмистр Сухов, кажется? — Иван мотнул годовой, указывая направление. — Военную выправку простой одеждой не скроешь. — Почтальон любви?
— По какому праву вы учиняете мне обыск?
Он рассматривал послание, сложенное хитроумными складками так, что походило на бумажную розу. Траурные венки такими украшают. Тяжело вздохнул:
— Держите, огненная Серафима. Простите скандальную выходку и прочее…
— Тогда вы мне простите утреннюю выходку, — энергично предложила барышня, — и прочее…
Она попыталась обойти Зорина по шатким мосткам.
— Когда у вас свидание с князем?
Иван придержал ее за плечи, чтоб не упала. В придерживании барышень он за сегодня натренировался на годы вперед.
— После заката. — Собольи брови Серафимы сдвинулись к переносице. — Как все успеть, ума не приложу, было бы в сутках часов сорок, вот тогда ладно бы было. Вы бы мой список дел на сегодня посмотрели, ахнули бы.
Она уже отвернулась от Зорина, чтоб устремиться к лестнице.
Иван чувствовал себя прескверно, дураком, если по-простому. Записку еще отбирать бросился, болван. Побеседовать с вами желаю… О чем вам с ней беседовать? Ах, Серафима Карповна, простите, оплошал, застигнутый врасплох вашими эротическими порывами? Он же просто хотел попросить ее отступиться, дать ему закончить то, что начал третьего дня. И посулить и Маняшу, живую и невредимую, и голову Крампуса вместо пресс-папье. А после исполнить обещание и вернуться в Мокошь-град, вспоминая Руян как страшный сон.
— Чуть не забыла. — Серафима резко остановилась, обернувшись, отчего Зорину опять пришлось ее придержать. — Иван Иванович, не обижайте Натали, пожалуйста.
— И в мыслях не было. — В мыслях и правда было совсем другое, абсолютно с Натальей Наумовной не связанное, например, родинка в левом уголке рта.
— Натали настрадалась в своей жизни предостаточно, поверьте.
— Верю.
— И у нее тонкая душевная организация.
— Организация?
— Да вы меня не слушаете!
Иван Иванович кивнул, соглашаясь с обвинением, и поцеловал барышню Абызову.
Недаром говорят умные люди, хочешь рассмешить судьбу, поведай ей о своих планах. Хорошо хоть планы мои порушенные были, в сущности, мелкими и незначительными. Но обо всем по порядку. Не успели мы с Гавром спуститься по лестнице, только преодолели первый пролет, путь нам преградило всхлипывающее и стенающее тело дражайшей кузины. Натали сидела на ступеньке, сотрясаясь в рыданиях.
— Что приключилось?
— Ах, Фимочка! Ограбили! Лулу-мерзавка!
Я отобрала у кузины носовой платок и флакончик с ароматической солью, промокнула слезные реки, втерла в виски по капельке снадобья:
— Может, в нумер вернемся, водички попьешь?
— Не могу! — горестный стон. — Не могу-у! Колечко с бирюзой и брошь!
— Я тебе другие подарю, еще лучше.
Но Натали меня не слушала:
— Смотрю, нет драгоценностей. Я сразу к Ивану побежала, чтоб он мерзавку к ответу призвал, а его нет-у-у!
Я посмотрела на дверь зоринского номера.
— У прислуги спрашивала, куда твоя воровка из отеля отправилась?
Натали подняла на меня красные от слез глаза:
— Не оставляй меня, Фимочка! Меня теперь любой обидеть может! Любой… Лулу… мерзавка… к ответу…
Поняв, что слова мои услышаны не были, я потянула кузину за руку:
— В управу пойдем, сообщим о краже.
— Но Иван?
Видеть господина Зорина мне совершенно не хотелось.
— Мы, сестрица, и сами с усами. Околоточный надзиратель мне знаком, он городового на причал отправит, если гризетка твоя с острова уплыть надумает, там ее, голубушку, и арестуют.
Всхлипывания Натали стали совсем уж неразборчивыми, но она послушно поднялась на ноги.
