— Что за конспирация? — спросила я ротмистра Сухова, приблизившись и узнав.
— Серафима Карповна, — он сдернул картуз, сделал прерванную на полпути попытку поцеловать мою руку и увлек прочь от лестницы, — здесь нас никто с набережной не заметит.
— Мы прячемся?
— Кругом шпионы! — ротмистр сделал большие глаза.
Я вздохнула и подавила желание попрыгать, очень уж приятно пружинили под ногами дощатые мостки.
— Княгиня Кошкина, бабушка Анатоля, — горячо продолжал гусар, — контролирует каждый его шаг. Анатоль не желает подвергать вас опасности, прелестная Серафима!
— Карповна! — поправила я с нажимом.
— Простите, Серафима Карповна. — Ротмистр извлек из кармана чудовищных холщовых штанов сложенную записку. — Роза для розы. Князь приглашает вас нынче на прогулку под звездами.
Записку я взяла.
— Какой ответ я должен передать его сиятельству?
— Никакого. — Я изобразила оскорбленную добродетель. — И пусть отсутствие ответа напомнит его сиятельству о приличиях, коими обязан руководствоваться дворянин.
Спиной я чувствовала чей-то тяжелый взгляд, хотя нет, не чей-то. Я была уверена, что у лестницы стоит господин столичный чародей.
Ротмистр бросил взор поверх моего плеча, поскучнел, поклонился, прощаясь.
Я замерла, еще минуточка требовалась, чтоб привести в порядок лицо и дыхание. Упругое движение досок.
— Господин Зорин, — успела я надеть равнодушную улыбку, — по служебной надобности рыщете?
— По личной, — довольно двусмысленно изрек он. — Хотелось с вами наедине побеседовать.
Поглумиться решили, господин хороший? Остатки гордости моей девичьей растоптать?
— Беседуйте. — Я незаметно спрятала за манжету записку от князя.
— Позвольте узнать, кто тот молодой человек, с которым вы только что распрощались?
— Не позволю.
Мне показалось или в тоне чародея прозвучали собственнические нотки? Неужели, он считает, что теперь, после моей компрометации, может диктовать свою волю?
— Если вы желали обсудить наш послеобеденный поцелуй, любезный Иван Иванович, давайте закончим побыстрее.
Хороший тон. Деловой. Я показала, что нисколько не тревожусь.
Зорин что-то ответил, я не расслышала, потому что одновременно с этим он взял мою руку, скользнул пальцами по запястью, обнаженными пальцами по обнаженному запястью. Горячо!
Записка от князя теперь была у чародея.
— Отдайте! — жалко вскрикнула я.
— Ротмистр Сухов, кажется? Почтальон любви?
Опять послышались те самые нотки, даже с неким оттенком ревности. Вот и правильно, и ревнуй, ирод. Пусть тебе каждая моя слезинка отольется!
Я выкрикнула нечто грозное, особо не задумываясь. Он. Меня. Ревнует.
Но торжество продлилось недолго, Зорин равнодушно сунул мне в руки розу, извинился. Я извинения вернула, для вселенской симметрии и чтоб не молчать.
Не тяни время, Серафима. Ежу понятно, что ничем тебе приятным сия «личная» беседа не закончится.
— Когда у вас свидание с князем?
Он держал мои плечи осторожно, будто я была фарфоровой куклой и он опасался меня поломать. Мне стало томно. Князь! Думай о князе. Когда там его сиятельство меня лицезреть желал? Звезды, кажется, упоминались.
— После заката. — И я, скрывая свою томность от собеседника, принялась тарахтеть: — Как все успеть, ума не приложу, было бы в сутках часов сорок, вот тогда ладно бы было…
Я все говорила, почти бегом устремившись к лестнице. Что-то я еще должна была ему сказать. Не князю, Ивану. Что-то важное и неотвратимое, о чем давеча решила. Натали, моя кроткая кузина, влюблена в этого ирода. А что, если он и с нею, так же как со мной, поступит? Если отвергнет? Я-то ладно, барышня крепкая, а она…
— Иван Иванович, не обижайте Натали, пожалуйста.
Подлый девичий ход. Будто свой позор на сестрицу перевожу.
— И в мыслях не было.
Я продолжала подличать, фальшиво хлопотать за Наташку, будто от моих жалких слов действительно хоть что-то зависело.
Глаза чародея не отрываясь смотрели на мой рот, а затем он…
Этот поцелуй нисколько не походил на утренний, вот нисколечко. Он был горячим и влажным, и требовательным. А еще это был иудин поцелуй, потому что я предавала чувства своей кузины. Подлая, подлая Серафима.
