Теперь, когда на Руян прибыл князь Кошкин, Натали предвосхищала страдания верной няньки. Анатоль не тот типаж, чтоб дать себя запугать нянькам и мамкам, он действует быстро и напролом. В этом барышня Бобынина убедилась некогда на личном, не очень приятном опыте. Правда, страдания бедной Маняши не будут долгими… Но тсс… О некоторых вещах даже думать до поры до времени опасно. Безопасно думать, к примеру, о Зорине, не особо разумном чародее столичного приказа. Окажись на его месте кто-нибудь другой из его коллег, к примеру, Семен, брат Сонечки Крестовской, или господин Мамаев, порывистый боевой маг, Натали испытала бы тревогу. Но Иван Иванович, добродушный увалень, легкая добыча. Очаровать, привлечь, может быть, даже вызвать жалость, и он у нее в кармане.
— Господина Зорина, — картавила Лулу, расчесывая нынче утром ее волосы, — постоянно видят в компании Серафимы Карповны.
— Фимке он неинтересен. — Натали поморщилась, когда служанка неловко дернула спутанную прядь. — Она только рядом с князем себя видит.
— Но вы-то, мадемуазель, знаете, что хорошего от такой пары ждать не приходится? — Ответа она не ждала, продолжая бормотать в такт мерным движениям волосяной щетки. — Господин Зорин вчера на разговор меня вызвал. Вы, мадемуазель, ко сну уже отошли, а я на кухне с прочими горничными чаевничала. Так вот, Иван Иванович туда явился чуть не за полночь да давай вопросы девушкам задавать.
— О чем?
— Я не особо поняла, они по-сарматски говорили. Я уже от скуки собиралась к себе идти, а он проводить вызвался.
— И?
— Про вас спрашивал, про батюшку с матушкой, про то, как вы с кузиной ладите.
— Ты посмела свою госпожу с чужими людьми обсуждать?
— Посмела, — нисколько не смутилась гризетка, — рассказала, что род Бобыниных в Бархатной книге прописан, про то, какая вы нежная да ласковая.
— А он?
— Продолжил спрашивать. Вот и пришлось ему про вашу тетушку, маменьку Серафимы проговориться. Очень его поразило, что Полина Захаровна от безумия в могилу сошла.
Лулу улыбнулась зеркальному отражению своей госпожи и, отложив щетку, стала закреплять шпильками золотистые локоны.
— Бедная Фимочка, — картинно вздохнула Наталья Наумовна, — так прискорбно — иметь в роду сумасшедших.
Маняша обязательно обозвала бы сей казус пердимоноклем, и была бы права. Свой фигуральный монокль в этот момент выронила я, фигурально же выражаясь. Ну как я могла позабыть, что милостиво разрешила Болвану Ивановичу пользоваться моим обеденным местом? Вот он и воспользовался да даму с собою пригласил. Законом не запрещено. Я так резко остановилась, что Гавр успел отойти от меня аршина на два.
— Кыс! — прикрикнула я. — Сюда, разбойник!
Прикрикнула шепотом, потому что и без того все присутствующие уставились на меня с разной степенью удивления.
— Фимочка? — проворковала Натали.
— Фимочка! — одними губами сказал Зорин.
Так бы и врезала болвану!
Распорядитель уже командовал официантам, к нашему столу добавляли еще один стул и расставляли чистые приборы. Зорин и господин Сиваков поднялись, дожидаясь, пока я устроюсь на отведенном месте.
— Мария Анисьевна хворает? — спросила госпожа Спивакова.
От тесноты моя нога оказалась вплотную прижатой к колену Зорина.
— Уже ей получше, — улыбнулась я несколько нервно.
Наталья Наумовна прожигала меня взглядом, отчего было горячо лицу, ноге тоже было горячо, но отнюдь не от взгляда. Неужели сложно было отпрыгнуть в коридор и убежать по нему, заливаясь безумным смехом? Теперь вот сиди, страдай. Да еще и кусок в горло не полезет.
К удивлению, но все полезло. Госпожа Шароклякина, по правую руку от меня, оживленно щебетала да следила, чтоб моя тарелка не пустовала. Подавали нежнейший сливочный суп с морскими ушками, а к нему слоеные крендельки и паштет из гусиной печени. Все было очень вкусным. Иван Иванович вниманием меня не баловал, погруженный в возвышенную беседу с Натальей Наумовной. Я попыталась отодвинуть свое колено, сместив его так, чтоб не прикасаться к соседу, но, видимо, конечности Болвана Ивановича должны были занимать все свободное место, потому что вскорости я опять ощутила его близость.
